Читаем Фронтовые ночи и дни полностью

— Сеня, нас отправляют к летунам. Будем работать с американцами.

— С кем? С американцами? Неужели второй фронт?

— Да какой второй фронт…

Оказалось, нам предстояло лететь под Полтаву. Американцам там оборудовали аэродром для челночных перелетов. «Летающие крепости» — бомбардировщики Б-17 — базировались у нас, заправлялись, брали боезапас и летели в Италию, на аэродром около города Бари. А по пути бомбили Германию. Американцы — любители придумывать устрашающие названия, они закодировали эту акцию словом «Френик» (неистовый, бешеный).

Я обрадовался новому повороту судьбы. Ноги еще болели, но ведь летать не ходить. Чертовски надоело болтаться без дела.

Вылетели мы с подмосковного аэродрома на рассвете, а незадолго до полудня приземлились на полевом аэродроме под Полтавой. Представились начальнику аэродрома, предъявили удостоверения на право съемки. Он сказал, что все происходящее на летном поле можно снимать свободно, а воздушные съемки нужно согласовывать с американской стороной.

Для начала мы пошли знакомиться с аэродромом. Летное поле уложено стальными листами с круглыми дырками, сквозь которые прорастают трава, полевые цветы — отличная маскировка. Тут же стояли несколько самолетов. Подошли к одному из них.

Во время войны об этих «летающих крепостях» рассказывали чудеса, и мы с Борисом, естественно, стали искать броню, делающую самолет неуязвимым, однако самолет был обычный, хотя и выглядел очень внушительно — четырехмоторный бомбардировщик с экипажем одиннадцать человек. И запас бомб он брал немалый — семь тонн. «Летающей крепостью» самолет прозвали потому, что он имел до двадцати крупнокалиберных пулеметов, со всех сторон защищающих его от истребителей врага.

«Летающие крепости», базирующиеся на полтавском аэродроме, не раз бомбили противника — на их фюзеляжах были нарисованы маленькие свастики, обозначавшие сбитые фашистские самолеты, и бомбочки — боевые вылеты.

Бомбардировщик, около которого мы остановились, совершил сорок четыре боевых вылета и сбил восемь немецких истребителей. На фюзеляже были изображены и забавные рисунки: удирающий солдат и подпись «Мощный Майк»; черная кошка с выгнутой спиной и задранным хвостом; томная девица с обнаженным бюстом…

Подошли американские летчики. Один из них говорил по-русски и лихо справлялся с двусторонним переводом. К тому же и американцы и мы сразу освоили язык жестов и восклицаний. На фронте знакомятся быстро и легко. Рассматривая наши награды, американцы спрашивали, за что мы их получили. Узнав, что за киносъемки в тылу врага у партизан, были поражены: «О, колосаль! Вери гуд!»

После обеда мы пошли за своей киноаппаратурой. По дороге увидели немолодого американского коллегу-кинооператора, очевидно, прикомандированного к летчикам. Он со штатива снимал сожженные дома на окраине Полтавы. Мы же с самого начала войны снимали все с ходу.

Поселили нас в классном вагоне, стоявшем на железнодорожных путях сразу за аэродромом. Американские летчики и технари жили за аэродромом в прекрасных палатках. Мы впервые увидели, что во фронтовых условиях можно жить с комфортом. В палатках были складные столы, стулья, койки. Посуда — из нержавейки. Ложки, ножи и вилки — из мельхиора. Все блестело чистотой. Каждый имел по нескольку комплектов обмундирования — рабочее, повседневное и парадное. Летчики жили в палатках на двоих, а механики вчетвером. Для нас это было необычно.

Готовясь к полету, мы старались как можно детальнее изучить «летающую крепость». Начали со съемки подвешивания бомб, заправки самолета горючим. Наши солдаты из подразделений аэродромного обслуживания работали толково и споро. Американские летчики их хвалили.

Вылетели мы с Борисом в разных самолетах. Летели на большой высоте. Я снимал через люк землю, едва видную в туманной дымке, потом снимал летчиков. Кабина пилотов была просторной и светлой, кругом плексиглас. Снимал стрелков. Они были все время начеку и не выпускали ручек пулемета: фашистские истребители появлялись, как правило, со стороны солнца и всегда внезапно. Требовалось предельное внимание, чтобы не пропустить их появление.

Кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулся — это был парень, который говорил по-русски. Он прокричал мне в ухо:

— Скоро будем спускать бомбы!

Меня подвели к люку. Как только я услышал зуммер, сразу включил камеру. Бомбы, одна за другой, полетели вниз, в серое марево…

Наш самолет благополучно приземлился в Италии, в городе Бари. Пока шла заправка самолета и оснастка бомбами, экипаж отдыхал. А потом в обратный путь. До бомбежки я решил поснимать еще летчиков, но в это время меня окликнули штурманы:

— А нас почему не снимаешь? — обиделись они.

Штурманы сидели за большим столом, на котором были закреплены разные приборы. Меня предупредили, что эти механизмы у американцев засекречены. Еще до вылета начальник аэродрома проинструктировал: «В самолете можете снимать все, но только не штурманский стол».

— Ребята, — сказал я, — эти ваши приборы… Снимать их мне запретили!

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное