Читаем Фронтовые ночи и дни полностью

Как раз в то время были получены новейшие катера с двумя торпедами по носу. Баренцево море, как известно, суровое и почти никогда не бывает спокойным, а эти катера могли свободно ходить при пяти-шести баллах и при этом давать скорость до 55 узлов — это примерно 100 километров в час. Когда такой катер идет на полном ходу, такое впечатление, что ты мчишься по ухабам на телеге без рессор. Брызги бьют в лицо с такой силой, словно кто-то палит по тебе из дробовика.

По донесениям нашей разведки, ожидался выход большого конвоя противника из Петсамо. Приказ: катерникам найти и потопить немецкий конвой в районе Варды — это Норвегия.

Но шли день за днем, а караван все не выходил из своей базы. Пришлось набраться терпения и ждать, хотя катерники просто рвались в бой.

А пока собирали грибы на полуострове Средний, при отливах с надувных лодок самодельными гарпунами били камбалу. А коки угощали моряков вкуснейшей ухой с грибами. Единственными гостями на катерах были крикливые чайки — боцман подкармливал их остатками заплесневевшего хлеба.

Так в томительном ожидании прошло одиннадцать суток.

И вдруг приказ: командирам дивизионов произвести морскую разведку. В разведку ушли три катера, а всего их было четырнадцать.

Катер Домысловского, к которому был приписан кинооператор, получил задание ставить дым. Этот катер самый опасный, по нему больше всего будут бить. Как только катера будут обнаружены противником, Домысловский должен вырваться вперед и поставить дымовую завесу, чтобы прикрыть боевой строй. Катер командира отряда тоже ставит дым, перерезав курс противника. Катер командира дивизиона «дымит» вдоль боевого строя. Таким образом, немецкие корабли должны оказаться в дымовом треугольнике. В это время остальные катера выбирают позицию, врубают скорость, пробивают дымзавесу и идут на цель.

Командир дивизиона предложил Борису перейти на другой катер, менее опасный, но тот подумал: «С катера Домысловского я больше увижу, а значит, и лучше сниму эту операцию» — и отказался.

Наконец дана команда к выходу на боевое задание. Катера строятся ромбом — это противолодочный строй. Идут на малом ходу. Глушитель опущен в воду. Идут тихо — рядом противник. Впереди Петсамо, чуть дальше Киркенес — оккупированная Норвегия. Мористее катерам забираться нельзя, идут близко к берегу, скрытно.

Темно. Впереди разведка. Вдруг впередсмотрящий кричит:

— Товарищ командир, вижу корабль противника!

— Смотреть внимательней!

— Товарищ командир, вижу второй корабль противника!

— Смотреть внимательней!

— Товарищ командир, вижу еще корабль противника!

Командир долго всматривается в горизонт, потом как бы сам себе говорит:

— Скоро начнем…

На горизонте уже 18 транспортов и около 30 кораблей охранения. Катер Домысловского заметил головной миноносец немцев, немцы засемафорили:

— Кто идет? Сообщите позывные!

Но огонь пока не открывают. Домысловский кричит:

— Боцман, пиши! Пиши все равно что! Надо время выиграть!

Противник какое-то время разбирался в галиматье, которую писал боцман. И тут команда врубить полную скорость. Катер задрал нос и, как норовистая лошадь, встал на дыбы.

А боцман продолжает писать чепуху. Немцы ничего не понимают, но видят, что катера набрали скорость и стремительно идут на сближение. И тут загрохотало. Немецкий эсминец открыл огонь.

Катер Домысловского взял чуть мористее и понесся вдоль каравана противника. За ним — огромный дымовой шлейф.

Немцы открыли огонь с других кораблей, но почему-то мазали, особенно их крупный калибр. Бог знает куда улетали их снаряды.

А наши катера продолжали ставить дым. Маневич снимал вовсю, снимал все, что еще было видно.

Среди шума боя часто слышалось радио:

— Вышел на противника. Торпедировал. Наблюдаю взрыв.

— Вышел на транспорт противника. Наблюдаю взрыв. Отвалил на обратный курс.

Катер Домысловского продолжает лететь вдоль каравана — «занавес» вытянулся уже на несколько километров. Вдруг на него устремляется немецкий тральщик, открывает огонь. Катер проскакивает мимо.

— Ну куда мы? Мне ведь это снять нужно!.. — кричит с досадой Борис.

Катер резко разворачивается и с лету оказывается с левого борта немецкого тральщика.

— Залп!

Обычно торпеды выпускают с небольшим интервалом, в расчете на поправку: если первая торпеда прошла мимо цели, то вторую выстреливают уже с поправкой на цель.

В сложившейся ситуации у Домысловского нет времени на поправку, и он дает залп двумя торпедами. Маневич все это время снимал. А после залпа, когда катер на полном ходу вдруг замер, свалился на палубу и не мог даже сразу подняться. Когда встал на ноги, впереди ничего не было, чисто, нет объектов для съемки. Командир кричит:

— Куда смотришь? Смотри на корму!

Оказывается, пока оператор приходил в себя, катер развернулся. В визир Борис увидел взрыв — значит, попали.

Немцы берут катер под обстрел. Снаряд разрывается от борта в нескольких метрах. Осколками ранены пулеметчик, радист и боцман.

Звучит радио:

— Общая команда — отход!

Контркурсом на катер идут два неопознанных самолета.

— Пулеметы — товсь! — командует Домысловский.

Но слышатся голоса летчиков:

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное