Фронтовые повести

В те дни в Велиславле еще недостаточно представляли себе размер катастрофы, постигшей немецко-фашистские войска на Волге. Официальная пропаганда почти ни словом не обмолвилась о том, что под Сталинградом гитлеровским войскам был нанесен сокрушительный удар. Газеты еще были полны уверений, что до падения города на Волге остаются считанные часы, что исход решится на юге, где генерал Паулюс перережет русским последнюю жизненно важную артерию — Волгу. И вдруг, когда немецкие солдаты уже уверенно глядели на левый берег великой русской реки, советские войска перешли в мощное наступление и стальными клещами зажали десятки отборных дивизий захватчиков. В сталинградский котел угодила вся 6-я армия — наиболее боеспособное воинское отделение вермахта. Эта армия победным маршем прошла по всей Европе. Она в первых эшелонах вторгалась в Россию, брала Киев. И вот нашла свой позорный конец на приволжских равнинах. А в том, что 6-й армии конец, Алтай не сомневался. Слишком уж громко продолжала орать вся гитлеровская пропаганда о боях под Сталинградом, слишком уж нервничали офицеры тыловых штабных учреждений. По секрету передавались ужасающие подробности условий, в которых вынуждены драться дивизии, захлопнутые в мешке под Сталинградом. Нет, Алтай был уверен, что 6-й армии не выбраться из окружения, и как раз этим-то он объяснял нервозность в действиях гестапо.

Постепенно стали выясняться причины провала боевой организации на вагоноремонтном заводе. У себя в управе Алтай узнал — провал начался с того, что в руки полевой жандармерии попал Петр Греков, молодой лейтенант, освобожденный в прошлом году из лагеря на Взгорье. После плена Петр свел знакомство с кем-то из группы Воробьева. Бывшему лейтенанту на первых порах доверили связь с лесом. И вот при возвращении в город его неожиданно арестовали. А кто знал, что Греков будет возвращаться в этот час из леса? Ведь жандармы на дороге ждали именно его!

— Смотрите, что получается, — делился с товарищами своими догадками Алтай. — У нас арестовали Еню. Связная. У них — Грекова. Тоже связной. То есть берут людей, которые больше всего на глазах, как бы с краю. Значит, провокатор не успел проникнуть глубоко. Он из недавних!

— Помнишь, ты как-то говорил об одном подозрительном человеке, которого видел в гестапо? — обратился к Алтаю Володя Ольхов.

— Вот-вот! У меня он из головы не выходит. Но кто он, кто? Не могу вспомнить!

— А если бы тебе пришлось увидеть его снова, ты бы узнал?

— Еще бы! — воскликнул Алтай. — Нашел о чем спрашивать! Да я его, черта поганого, даже во сне стал видеть!

— Ты пока что прав в одном, — сказал Володя. — Человек этот новый, появился у нас недавно. И вот что больше всего выдает его — арест Ени. Ведь она в последнее время жила в Петровке. Значит, и этого нашего «друга» следует искать там.

— Надо навести справки у Рудольфа, — сказал Алтай. — Новый человек в Петровке не может появиться так просто. Он обязан устроиться на работу. А в этом случае он Рудольфа не обойдет.

— Ты думаешь, он всех принимает на работу сам?

— Конечно, такой осторожный человек этого дела не доверит другому.

— Возможно ты прав, — согласился Володя. — Я думаю, что дня через два мы кое-что сможем узнать.

— У нас там кто, Майя? — спросил Алтай. — Вот пусть она займется. Только не тяните. Дело спешное.

— Ну, чего зря говорить! Сами понимаем.

Перед тем, как Алтаю уйти, Володя спросил, что слышно об арестованных.

— Мне особенно интересоваться этим делом не следует, — сказал Алтай. — Кое-что рассказывают переводчики из гестапо. Хорошего мало.

— Да, уж, — вздохнул Володя. — Представляю…

Впоследствии выяснилось, что хорошо законспирированная группа Воробьева могла бы избежать разгрома, если бы Петр Греков на первых же допросах не выдал всех, кого только знал. По показаниям Грекова были арестованы даже его мать и сестра. Когда мать Петра привели на очную ставку с сыном, она в гневе плюнула сыну-предателю в лицо.

В гестапо, конечно, понимали, что с арестом Воробьева нащупана важная связь со всем подпольем Велиславля. В тюрьме к арестованному применялись самые изощренные пытки, но Иван Иванович молчал. Ему удалось передать на волю прощальную весточку. Он кровью написал на куске нательной рубахи несколько слов. Записка была вынесена из тюрьмы в старом ботинке. «Продолжайте работу, — удалось разобрать нацарапанные на куске полотна корявые буквы, — верен, молчу, не выдам».

За три дня до новогоднего праздника на Воскресненское кладбище пришла крытая машина. Стоял жестокий мороз, снег скрипел под сапогами солдат. Загорелись карманные фонарики, в лучах скудного света клубился морозный пар. На кладбищенских деревьях каркали озябшие вороны. Гитлеровцы вытащили из кузова раздетых и босых Ивана Ивановича, его жену Марию Петровну, дочерей Галю и Веру, маленького Юру. Ослабевшая, полуживая тетка Воробьевых не могла стоять на ногах. Солдаты волоком потащили ее к краю рва, вырытого в мерзлой земле.