Фрося. Часть 4

Проснулась Фрося от характерных звуков на улице и сразу же догадалась, подруге было очень плохо, её рвало, выворачивая всю душу наизнанку.

Быстро натянула на себя вчерашние шаровары с футболкой и поспешила во двор.

Аглая стояла у изгороди, согнувшись в три погибели и с надрывом отдавала выпитое, и съеденное накануне.

Фрося набрала в кружку студёной воды и подошла к растерзанной подруге:

— Попей Глашенька, попей водички, я тебе сейчас куриного бульончика разогрею, потом сходим в баньку, попаримся, поболтаем, поплачем, только давай пить пока больше не будем, к чему травить зря кишки, горю этим не поможешь.

Аглая стуча зубами о край кружки, жадно попила:

— Фрось, ты надолго ко мне?

— Сколько надо, столько и буду.

— Там же у тебя Сёмка остался и твой несравненный любовник.

— Ну, Сёмка у меня парень с детства самостоятельный, в заботе не нуждается, плохих дел он сторонится, друзья у него сплошь из благополучных семей, да я их толком и не знаю, потому что табунами ходят, а девчонки и при мне не стесняются с ним в его комнате закрываться.

— Так я смотрю, он от папашки своего не далеко ушёл, по тому тоже бабы млели.

— Тут, ты и меня в их числе можешь помянуть.

— О, ты совсем другая статья, ты его любовь последняя, а может быть единственная.

— Ах, Аглашка, Аглашка, а ведь как его, я никого на свете не любила, а любви то той было, раз, два и обчёлся.

— Ну, а что про своего любовничка нынешнего ничего не говоришь?

— Так, нет его уже со мной, весь вышел.

— Не поняла, расскажешь, только попозже, очень голова трещит и в внутри муторно.

— Так, идём, нагрею тебе бульончика, ты похлебай, а я пока баньку раскочегарю, пора мне тебя в людской вид приводить.

— Фроська, оставь ты меня в покое, для чего мне этот вид, если я на людей смотреть не могу.

— Ладно, и об этом поговорим тоже попозже, а пока, на, хлебай.

— Фрось налей стопарик, башка гудит так, что можно свихнуться.

— Нет, нет, после стопарика в парилке можешь и окочуриться.

Вот тебе бульон и наяривай.

Аглая поела горячий бульон, Фрося выпила кружку чаю и они подались, к этому времени разогретую баню.

Женщины сидели на полке, предаваясь удовольствию от пара и запаха шедшего от деревянной обшивки и дубовых веников.

Фрося поминутно подливала и подливала водички на раскалённые камни и от них с шипением подымался пар, обжигая голову и тело.

— Ну, угомонись ты подруга, а то спалишь нам последние мозги, расскажи, наконец, что у тебя с твоим полюбовничком.

— Был Аглашенька любовник и весь вышел, он в ближайшее время сбежит из нашей страны, потому что его обложил ОБХСС.

Бежит, как ты сама понимаешь, со своей семейкой.

— А, что ты теперь без него будешь делать и, куда теперь девать эти меха, что лежат у меня на шкафу, с собой что ли заберёшь, когда будешь возвращаться?

— Ни в коем случае, ведь и я скоро буду под колпаком у органов, кто знает, может они уже сейчас мной заинтересовались.

— Фросенька, а ведь правда, твой Маричек улизнёт и могут взяться за тебя.

— Могут, могут, меня и Марк перед расставанием, и Андрей по дороге стращали, так, что меха эти надо сбыть в другом месте.

Ах, за это не переживай подруга, пусть не наварим, как в Москве, но наше не пропадёт.

— Да, плевать мне на все эти меха, заработок и прочее, никакие денежки мне Колю не вернут, и, что я с ними здесь в Таёжном делать буду понятия не имею.

Для прозябания в нашем посёлке, у меня этих деньжат до смерти хватит, а она я думаю уж не за горами, скоро сдохну здесь с тоски.

Глава 26

Напаренные и посвежевшие женщины, наконец, вышли из бани.

Подойдя к дому, они увидели, сидящего на крыльце в накинутой на плечи брезентовой куртке Николая задумчивого Андрея.

В одной руке у него дымилась чашка с кофе, в другой сигарета.

— А мой Коленька, как кинул курить после войны, так ни разу эту пакость в рот не взял, а ты, вот, Андрюша по модному травишь себя.

— Тётя Аглашенька, мой папа, после того, как уехал из Таёжного, тоже бросил курить и с концами, может и я к этому когда-нибудь приду.

— Сынок, иди попарься, пока банька не остыла, дух там славный.

— Вот-вот, сходи побейся веничком, в городе, поди, забыл, как это делается.

— Что вы, тётя Аглая, ведь я не совсем городской житель, только наездом там и бываю, а в поле по всякому мыться приходится, и в баньках по чёрному, и в горных речках со студёной водой, и просто из ведра.

Обе женщины потрепали парня по светлым всклокоченным после сна волосам и прошли в дом.

— Фрось, давай, пока мальчик попарится, нажарим яичницу с сальцем и посидим, помянём моего Коленьку, будем вспоминать сегодня о нём только хорошее, хотя плохого особо и не было, а потом про твою жизнь поговорим, про мою уже сказать больше нечего.

— Аглашенька, а, что без водки нельзя это сделать, обязательно с мутными мозгами память ворошить, а в моих в весёлых делах и трезвому не разобраться.

Лучше скажи, а в магазин тебе не надо выходить, сколько времени можно жителей посёлка без необходимых продуктов оставлять?

— Ах, подружка, я тебе не стала писать, а мне же, когда после Нового года я приехала из Москвы, окончательно дали отворот поворот.