Фрося тяжело вздохнула:
— Танюха, гордость вещь хорошая, но иногда ею надо поступаться, хотя бы ради выживания, ради своих детей, поверь мне девочка, мне в этой жизни на многое пришлось пойти, но я никогда не продавалась и не продавала людей, а вот, дружескую помощь оказывала и принимала без зазрения совести.
Таня расплакалась:
— Не могу, не могу я принять от вас эти деньги, поймите меня правильно, не могу.
Фрося спрятала деньги обратно в кошелёк, грузно села на табуретку и подпёрла рукой голову.
Повисла гнетущая тишина, только слышны были всхлипы Тани и кашель больных детей из комнаты.
Наконец, Фрося подняла голову и взглянула на успокоившуюся Таню:
— Скажи, что ты можешь шить такое ходовое, хорошо продаваемое на базаре?
— Не знаю, вы меня озадачили, хотя не могу сказать, что не думала на эту тему.
— Так, что ты думала на эту тему?
— Ну, если бы достать джинсовый материал, то можно было бы брюки из него сшить по аналогу импортных, тем более у меня осталась машинка, которая клёпки загоняет, а клёпки, наверное, можно на том же базаре купить.
— Держи, эта сотня будет для тебя авансом, высчитаю, когда готовая продукция реализуется, а материал расшибусь, но достану.
— Фрося, вы это делаете для меня из-за Сёмы?
— На всякий случай тебе напомню, что мы с тобой были знакомы задолго до того, как вы встретились с Сёмой.
Когда я сегодня ехала к тебе, о нём даже не вспомнила.
Как ты не понимаешь, что у меня совесть не на месте, вначале я тебя втравила в левые заработки, а потом, из-за меня ты вынуждена была уйти с работы, а с этим жить я не могу и не буду.
Таня пыталась возражать, но Фрося решительно выставила продукты из сумки на стол, рядом положила всю ту же сотню рублей и пошла на выход.
Глава 36
Сидя в своей машине, по дороге от Тани к дому Фрося почувствовала разливающуюся ужасную усталость.
Давно на её долю в жизни не выпадали такие суматошные выходные и будни.
События последнего времени всколыхнули в ней не только забытые ощущения сладостного любовного томления, но снова она шагала по краю пропасти и горела в азарте бизнеса и, неважно, что на обычном языке большинства граждан этой страны, он назывался хлёстким и уничижительным словом — спекуляция.
Как и раньше, её совершенно не волновала криминальная и моральная подоплёка этой опасной деятельности, ведь ей было абсолютно ясно, что эту нишу обязательно кто-то займёт, так почему не она.
Фрося ежедневно могла наблюдать в Москве огромное количество иногороднего люда, шныряющего по столичному городу, скупающего всё подряд в магазинах от элементарных необходимых для жизни продуктов питания до разнообразных вещей ширпотреба.
Многие москвичи с ненавистью смотрели на этих заезжих провинциалов, из-за которых приходилось им самим выстаивать очереди в магазинах за самыми обыкновенными продуктами каждодневного спроса.
Фрося наблюдала, как эти приезжие люди остервенело набивали огромные сумки и чемоданы: батонами колбасы, банками селёдки, мясом, маслом, сыром, консервами разного уровня и качества, какао, банками со сгущённым молоком…да и можно перечислить всё то, что вывозили по разным направлениям жители нашей необъятной Родины.
Разве могли москвичи представить пустые прилавки глубинки, вроде Смоленска, Тамбова, Брянска и многих других городов покрупней и помельче, где за каждый кусок колбасы нужно было кланяться людям, приближённым к этим дефицитам возникающем на ровном месте.
На некоторых крупных предприятиях рабочим выдавали талоны на определённые продукты и казалось, что это в какой-то мере решает нужды населения.
Решает, но только в малой мере, далеко не все работают на этих предприятиях, не у всех одинаковые семьи, да и не так это часто бывает. Разве могут, полученные раз в месяц, килограмм колбасы и мяса, четыреста грамм масла и двести грамм сыра закрыть повседневный спрос?!
Люди в этих сумасшедших очередях за дефицитным пайком постоянно наблюдали среди них, совершенно посторонних, в руках которых было по нескольку таких талонов. Что уже говорить про тех, которые с чёрного входа поспешно грузили в свои автомобили разбухшие саквояжи.
Когда она оставила Настю возле прилавка на толкучке и пробежалась по рядам, присматриваясь к ассортименту и ценам, то просто диву далась, чего только здесь не продавалось, а ведь большинство товара было краденным с заводов и фабрик.
Не зря в народе бытовало мнение, что крадут все, только возможности не у всех одинаковые.
Одни могли украсть слесарные инструменты, закаточные крышки, а другие, как они, могли вынести не подъёмные сумки из центрального универмага, где навар исчислялся сотней процентов.
Поднимаясь в лифту, и, входя в свою квартиру, Фрося продолжала размышлять на эту волнующую её тему, вспоминая свои редкие наезды в Витебск.
Случайно как-то с утра зашла в магазин за какой-то мелочью и её взору пристал длинный хвост очереди в мясной отдел.
Больше всего потрясло, что люди стояли, держа возле себя малых детей, а некоторые и грудничков на руках.