Но далеко не все откликались на её просьбу, брезгливо морщась, слыша русскую речь.
Видя это, она перешла на польский и стало полегче, знавших и с удовольствием
отвечающих на польском языке было гораздо больше.
Когда уже совсем рассвело, она по узким улочкам старого Вильнюса подошла к
неприметному зданию, стоящему в глубине двора, это и была синагога.
По одному, парами и группами туда заходили люди, сплошь мужчины, в странных
шапочках, а у некоторых от ушей развивались на ветру длинные кучерявые пряди волос,
что даже несколько позабавило Фросю.
К этому времени она так намёрзлась, что забыла все наставления Вальдемара, не спешить
и приглядеться, и смело подошла к первому попавшемуся еврею:
- Скажите уважаемый, я могу пройти внутрь вашего храма, мне очень надо поговорить с
вашим священником?...
Рассерженный еврей замахал руками, забрызгал слюной и крикнул ей в лицо:
- Гей авек фун дамент а сикшэ!... -
Нет, она не поняла, что ей сказал рассерженный человек, но догадалась, что хода в эту
синагогу ей сейчас нет.
Надо действительно походить и приглядеться, с наскоку не получится.
Прошло несколько часов, Фрося окончательно замёрзла, ходя взад вперёд и кругами
возле синагоги, хотелось очень кушать, и в туалет.
Вдруг наружу стали выходить евреи, шумно что-то обсуждая, смеясь и переругиваясь на
непонятном для Фроси языке.
Она увидела вышедших трёх на вид весьма респектабельных мужчин и решилась
попытать тут счастья.
Интуиция подсказывала ей, что эти люди будут посговорчивей. И на сей раз, уже не столь
решительно приблизилась к ним, попросила разрешения обратиться, от волнения путая
русские, белорусские и польские слова:
- Пше прашем панове, шановны товарыши, кали ласка, будьте добры...
Она смешалась и замолчала...
Люди, к которым она обратилась, прекратили между собой разговаривать и внимательно
взглянули на молодую женщину, стараясь понять её сбивчивую речь.
И она от отчаянья вдруг решилась на то, о чём никогда и помыслить не могла:
- Вы, меня простите, что я прервала ваш разговор, но здесь мне не к кому обратиться,
помогите пожалуйста.
Я воспитываю девочку вашего народа, которую спасла во время войны, и я хотела бы кое-
что выяснить у вашего священника... -
Мужчины переглянулись между собой и вдруг все разом заговорили, замахали руками,
наконец старший из них обратился к Фросе на вполне хорошем русском языке:
- Пойдём девочка к нашему раву и ты расскажешь всю свою историю, в тепле и за
кружечкой чая, в которой ты похоже очень нуждаешься... -
Он взял Фросю за локоть и повёл к боковому входу в синагогу, постучал в дверь, что-то
сказал открывающему мужчине на своём языке и тот впустил их внутрь здания.
глава 34
Фрося осмотрелась. Комната, как комната.
Жаром исходила железная печка и от тепла у Фроси даже выступили слёзы.
После бурных объяснений, приведших её сюда мужчин с хозяином этой комнаты, все
разом вдруг замолчали.
Её провожающие вдруг стали прощаться.
Одарив улыбкой Фросю и пожелав ей "мазл тов" (счастья-пер.), вышли наружу, и она
осталась один на один с пожилым человеком, взглядом напоминающим ей чем-то ксёндза
Вальдемара.
Он показал ей, где находится туалет. Затем предложил снять полушубок, в комнате было
действительно очень жарко натоплено.
Усадил за массивный длинный стол, где стояло много грязных кружек после выпитого чая
и какие-то печенья в вазочках.
Налил ей в чистую большую кружку из пузатого самовара кипятку, добавил заварку,
пододвинул сахарницу и вазочки с оставшимися печеньями.
Фрося хотела заговорить и побыстрей что-то выяснить для себя у этого человека, как она
догадалась, что это и есть тот рав, о котором говорили ей те мужчины, проводившие её
сюда.
Но тот остановил её жестом и заговорил сам:
- Сударыня, время терпит, пока подкрепись, отогрейся, а потом мы уже и поговорим
всласть...
У него был удивительно высокий голос, говорил он с большим акцентом и в голосе его
чувствовалась душевность, и какая-то притягательная сила.
Пока она пила с большим удовольствием чай, он поведал ей:
- Меня зовут Рувен, я раввин в этой синагоге, я всю войну провёл в Вильнюсском гетто и
чудом уцелел, но потерял почти всех своих близких.
Эта война очень жестоко обошлась с еврейским народом, бог послал нам очень тяжёлое
испытание, но евреи всегда восставали из пепла, восстанут и сейчас, но на это надо время
и много физических и моральных сил.
Мне сказали эти уважаемые люди, что привели тебя сюда, что девушке есть, что ему
рассказать, и он уже готов её выслушать, потому что она уже допила свой чай, может
налить ещё и потихоньку начинать говорить.
Каждая спасённая еврейская душа милость божья и эта искорка господня в сердце его
милой гостьи, и пусть её рассказ прольётся бальзамом на его израненную душу...
Фрося заёрзала на стуле, она не знала с чего начать свой рассказ, что следует
рассказывать, а что нужно и скрыть.
Она очень хотела попробовать выяснить что-то про Меира с Ривой и очень боялась этого,
настолько она сроднилась мыслью, что Анечка её дочь.
Видя нерешительность молодой женщины, раввин подбодрил её улыбкой: