Фрося(СИ)

день к доктору, справиться о здоровье и о состоянии не приходящей в сознание жены и

новорожденного.

Он привозил продукты и деньги врачу, и уезжал, подержав парочку минут на руках

малыша, и только издалека смотрел на бледное лицо не приходящей в сознание жены.

Неделю сражалась за жизнь Фрося с помощью сердобольной Ривы и искусного врача

Меира, и молодой здоровый организм женщины победил, на седьмые сутки после

операции она открыла глаза и вопрошающе взглянула на докторшу, сидевшую возле её

кровати, и прошептала:

Скажите, что с ребёночком...

Рива смочила с доброй улыбкой потрескавшиеся губы Фроси:

- Миленькая, ребёнок жив и здоров, у тебя замечательный мальчик, дай бог здоровья и

долгих лет жизни моему Меиру, благодаря его таланту и самоотверженности, вы оба

остались живы...

Через неделю после того, как Фрося пришла в сознание, Степан увозил от доктора очень

ещё слабую жену и хорошо набирающего вес сына.

Всё время пока Фрося была без сознания, жена доктора подносила к груди матери

новорождённого, и диво, у той пошло молоко, поэтому не пришлось искать кормилицу

или начинать поить ребёнка коровьим молоком.

Дома Фрося быстро приходила в себя, появился аппетит, на исхудавшем лице начал

появляться румянец, большие, тяжёлые наполненные молоком груди буквально разрывали

сорочку, и Степан, задерживая на них взгляд, не раз уже смотрел на Фросю осоловевшими

от вожделения глазами, но та в ответ только качала отрицательно головой:

- Нельзя, доктор говорит нельзя...

Фрося представить даже не могла, что она допустит к своему телу мужа, она поняла, как

она мало значит для него, что в дом он взял не подругу, а удобную хозяйку, будущую

мать его детей, и близость с ней, только нужна ему для удовлетворения своей мужской

похоти, а никаких нежных чувств он к ней не питает, и питать уже не будет.

Ей было даже страшно подумать, что Степан вновь овладеет её телом, и у неё не раз уже

возникали мысли покинуть его и уйти в свою деревню.

Ещё две недели Фрося наведывалась на проверку к врачу, и Меир её заверил, что всё уже

в порядке, молодой организм победил, она целовала его руки и благодарила, благодарила,

благодарила...

Уходя от доктора, она крепко обняла уже дохаживающую последние дни перед родами

Риву, расцеловала несколько раз нежно в обе щёки и заверила:

- Милая Ривочка, я никогда не забуду твои добрые руки и сердце, и буду до конца жизни

молиться за твоё здоровье и за здоровье и благополучие твоих близких.

Для меня вы с Меиром святее, чем дева Мария.

Дай бог тебе успешно разродиться, я буду любить твоего ребёнка, как своего, вы для меня

стали, как родные... -

Ох, кто тогда мог подумать, насколько её слова окажутся пророческими...

Не смотря на то, что Степан входил в различные комиссии и правления новой власти, они

тайно, по традиции в окружении родни и друзей молодого отца окрестили мальчика в

местном костёле.

Службу проводил старый ксёндз, дядя Алеся.

Мальчика окрестили Станиславом, и все присутствующие на крещении приложились

поцелуем к руке священника.

Фрося, когда наклонилась поцеловать руку ксёндзу Вальдемару, взглянула вопрошающе в

глаза дяди бывшего жениха, и тот чуть заметно покачал отрицательно головой.

Через несколько дней проезжавшая на телеге в сторону леса соседка сообщила, что у пани

докторши родилась девочка, а на завтра было двадцать второе июня сорок первого года.

Весть о начале войны между Германией и Советским союзом пришла в Поставы

почти вместе с рёвом пролетающих самолётов, вместе с грохотом бомб и

снарядов, ведь граница была совсем рядом. Уже на второй день сначала войны

Степана призвали в армию.

Он собрал вещевой мешок с провизией, покидал туда кое-какие личные вещи,

прижал к груди Стасика, и уверенно заявил Фросе:

- Скоро вернусь с победой, ты меня жди, может, получится нам наладить жизнь

по иному...

Фрося вздохнула:

- Нет, Стёпа, что-то мне в это слабо верится, видно судьба нам расстаться, к

осени уйду в деревню, у меня же там есть домик и даже коровка.

Стасик и я окрепнем, соберу урожай с огорода и уйду, а твоя мать пусть

поживёт здесь до твоего возвращения...

- Фрося, не дури, к осени я думаю, что война уже закончится, я вернусь и мы

заживём на зависть всем.

Ты, мне ещё нарожаешь парочку деток, я же мужик справный, работящий, в

меру пьющий, может быть, и любить тебя научусь...

Неловко притянул к себе жену, поцеловал в лоб,

и пошагал к месту сборного пункта.

А уже через несколько дней к центру города по булыжной мостовой

промчались с грохотом немецкие мотоциклы, и через несколько минут над

крышей здания горкома партии, вместо красного полотнища затрепетал на

ветру флаг с фашисткой свастикой.

Как и большинство жителей города, Фрося сидела в своей избе объятая страхом

и неизвестностью, вздыхала и вытирала подступившие слёзы. Она оплакивала

не уход Степана на войну, с которой он может и не вернуться,

а свою горькую долю, детство в вечной нужде, юность на чужих подушках и

замужество с нелюбимым человеком. а теперь осталась одна с ребёнком в

объятом страхом городе без родни, без друзей и только с горечью

недолюбленной и недолюбившей.