Фудблогер и обжора

— Я не могу намеренно причинять тебе боль. Даже если ты этого хочешь. То есть… оказалось, что могу. Что в этом какая-то особая фича: не сдерживать себя, не контролировать, ни о чем не думать. Я даже представить не мог, что где-то глубоко внутри сидит мерзкая скотина, которой наплевать на все, кроме своего удовольствия. И вот я весь день злился на себя за это. За то, что смог не только начать, но и не без удовольствия кончить. А в результате перевел стрелки на тебя. Прости меня.

— Слав, но я ведь сама попросила, — я уткнулась носом ему в грудь. — Значит, мне это было нужно. И помогло. Хотя, если честно, не знаю, почему.

— Я понимаю, Марин, — он тяжело вздохнул. — Но ничего не могу с этим поделать. Противно от того, что вчера как раз не было противно.

— Кажется, тебе тоже нужен свой Автандил.

— Наверно, всем нужен свой Автандил. Только не все это сознают.

Он целовал меня так мягко и нежно, как в самый первый раз, в клубе, едва дотрагиваясь до моих губ. Потом уже жарче и весомее, раздвигая их языком, лаская изнутри, щекотно касаясь нёба. А потом подхватил на руки и понес в спальню, продолжая целовать то в шею, то в вырез рубашки.

Рубашка тут же куда-то улетела, и Слава наклонился надо мной, чертя кончиком языка круги вокруг сосков.

— Слав… — я запустила пальцы ему в волосы.

— Тише. Не бойся…

Его губы медленно опускались от груди по животу, все ниже, морзянкой коротких, как точки, поцелуев, а язык подчеркивал их, рисуя тире, одно за другим…

Мы перешагнули через этот момент и пошли дальше. И все же полной идиллии не получилось. Нет, все было хорошо. Но иногда я ловила на себе Славин взгляд, явно не рассчитанный на то, чтобы я его заметила. Уж слишком быстро он отводил глаза. Взгляд задумчивый, напряженный. Как будто смотрел и пытался что-то для себя решить. И каждый раз меня это пугало.

«Я так не могу», — вот что я вспоминала в эти моменты. То, как рассыпалась ледяным крошевом, едва подумав, что это означает: «я так больше не могу». И тогда из подвального люка высовывала рогатую голову vacca grassa.

Он все равно уйдет, говорила она ехидно. Не лучше ли сделать это первой, как раньше? Ты чокнутая, и ни один нормальный мужик с тобой не уживется. Он честно пытался, как и Паоло, но… А ведь он еще не не знает, что такое настоящий вираж. Когда ты с безумным видом пихаешь в рот еду двумя руками. Давишься, чавкаешь, как свинья, сопишь, пускаешь слюни, рыгаешь и икаешь. А потом вдруг понимаешь, что сожранное осядет на боках и животе, и бежишь к унитазу. Блевать, засунув две ноги в рот. Ой, извини, два пальца. Или зубную щетку.

Я отмахивалась и заставляла ее убраться. Она пряталась обратно в подвал. Но я знала, что еще вернется.

Две полтаблетки в день держали меня в каком-то полуоцепенении, сглаживая острые углы эмоций. Но с тревогой справиться не могли. Она просто стала вялой, липкой, тягучей. И я понимала, что это лишь отсрочка. Что рано или поздно меня все-таки сорвет. Тем более вокруг нас все осталось прежним. Нет, какое там прежним — все усугублялось с каждым днем.

Слава ездил в ресторан примерно через день, дома по-прежнему много готовил, фотографировал, снимал видео, писал тексты. У меня работы почти не было. Обычно в мае я уже начинала заниматься зимой, но сейчас все ограничилось внесезонкой для Олега. Безделье, страх завтрашнего дня и замкнутое пространство действовали на нервы. Весна, солнце — все это воспринималось как злая насмешка. До чего же хотелось надеть красивые туфли, пройтись по Невскому, посидеть в уличном кафе, впитывая энергию города.

На мой день рождения мы все-таки выбрались на природу. Поехали на залив, нашли безлюдное место. Сидели на расстеленном пледе, грелись на солнце, разговаривали. Я ела клубнику и пила белое вино из пластикового стаканчика, Слава — безалкогольное пиво. И я, разумеется, подкалывала его, уверяя, что это первый шаг на пути к резиновой бабе, а он щипал меня за попу, уверяя, что нерезиновая лучше. Но поверила я лишь тогда, когда он доказал это на практике, прямо там же, в машине.

А на обратном пути полезла в телефон и обнаружила в новостях, что в Питере количество заболевших перевалило за десять тысяч. И солнце будто зашло за тучу.

От слова «ЛенЭкспо» веяло чумным ужасом. Я доказывала себе, что в Питере больше пяти миллионов жителей, и вовсе не обязательно зацепит именно нас, но это не помогало. Мне казалось, ковид играет с нами в морской бой, сужая круг обстрела: перелет, недолет, ранил… убил?

Сигне, Автандил, Яна… Яна, впрочем, вернулась из больницы домой и уже сделала заказ. Автандилу тоже стало лучше. Зато заболели Наташка с мужем. Он тяжело, она легче. Снежка с Димой сидели на карантине: ковид подцепила их домработница Ленпална. У Славы в ресторане заболел один из поваров, а в Москве — Денис, брат по отцу. Когда у него самого запершило в горле, я чуть с ума не сошла от беспокойства. Каждый час заставляла мерить температуру и без конца допытывалась, как себя чувствует.

«Отстань уже! — в конце концов рявкнул он. — Протянуло на заливе, только и всего».