Фуга для темнеющего острова

После того как в территориальные воды Великобритании вошло третье судно с беженцами, острый жилищный кризис перечеркнул любые планы о переезде. Согласно очередному чрезвычайному декрету, покупка и продажа жилья в черте крупных городов без ведома органов власти была строго запрещена.

Все вдруг живо заинтересовались побережьем. О появлении больших судов говорили в новостях, но круглые сутки к берегам Великобритании приставали и маленькие лодчонки. Тех беженцев, которых удавалось поймать, распределяли по брошенным муниципальным зданиям: закрытым военным базам, аэродромам, госпиталям, тренировочным лагерям, даже тюрьмам. Многие, однако, скрывались от миграционных работников, из-за чего официальной помощи не получали. Таких беженцев тянуло в крупные города, и местным властям приходилось ломать голову, где их разместить.

Естественно, часть населения относилась к этим отчаявшимся и несчастным с ненавистью, даже злобой. Здания, где укрывались иммигранты, порой поджигали, молодежные банды устраивали по ночам охоту на приезжих. Большинство британцев, впрочем, выступали против подобного, продолжая исповедовать традиционные принципы толерантности. Однако закрывать глаза на вспышки насилия во всех уголках страны было нельзя.

С кем бы я тогда ни общался, почти каждый размышлял в том же духе. Людей ужасало положение беженцев, те обстоятельства, которые заставили их бросить свою страну, и те условия, в которых им приходилось жить теперь. Простые англичане оказывали любую посильную помощь добровольческим и правительственным организациям, расселявшим африканцев, но вместе с тем не могли отделаться от опасений, как появление без малого двух миллионов бездомных иммигрантов скажется на жилье, рабочих местах и повседневной жизни. Они с трудом представляли, что произойдет в школах, где учатся их дети, в больницах и так далее. Воспитанным в толерантности британцам не оставалось ничего иного, кроме как закрывать глаза на происходящее, надеясь, что проблема разрешится сама собой. С этой точки зрения, поведение Изобель теперь казалось мне понятнее.

Окруженный такими же людьми в колледже и на кафедре, постепенно я стал одним из них.

Вслед за другими высшими образовательными учреждениями страны у нас тоже создали благотворительное общество содействия африканским беженцам. Его цели были сугубо гуманитарными, и туда принимали всех. Поэтому к нам затесались люди совсем не либерального толка; они посещали собрания, пользовались нашими связями, всюду продвигая свои взгляды. Так, они передавали собранные нами сведения о благотворительных организациях – в частности, адреса – праворадикальным группам, противникам амнистии нелегалов. Таким образом, ничего путного из нашего общества не вышло, и оно очень быстро распалось. Тогда я понял, что мы совершенно упустили из виду, насколько изменились народные настроения.

Жестокие нападения с обеих сторон продолжались, и их стало так много, что отмахиваться от них было невозможно. В основной массе стычки происходили где-то далеко, в других городах, но, когда двух парней зарезали буквально в квартале от нашего дома, сомнений в серьезности происходящего больше не осталось. Как-то на выходных мы ездили в Бристоль, к родителям Изобель, и всю дорогу туда и обратно натыкались на полицейские патрули и военные кордоны. Сельская Британия, издавна считавшаяся символом спокойствия и гармонии, теперь превратилась в место, полное ловушек и опасностей.

Начали расползаться слухи, объяснявшие ряд происшествий, которые власти упорно замалчивали. В частности, говорили, что африканские иммигранты сбиваются в вооруженные формирования, что кто-то из-за границы снабжает их оружием, что формирования эти захватывают дома в городах и выгоняют оттуда жильцов.

В последние дни учебного семестра я и другие преподаватели отчаянно пытались донести свои убеждения до студентов. Они тоже хотели немало нам рассказать. А потом наступила сессия – и все.

По стране прокатилась волна забастовок трудящихся, а уличные демонстрации протеста стали регулярным явлением. Только тогда, в перерыве между семестрами, я осознал, насколько мы заблуждались. Попытки пробудить сочувствие к африммам не помогут. Да, в обществе была горстка влиятельных активистов либерального толка, но чем больше простых людей становились жертвами вооруженных африммских боевиков, тем меньше поддержки она находила.

На одной из самых массовых демонстраций в Лондоне я заметил кое-кого из своих студентов. Ребята несли большой плакат с названием нашего общества. Вообще я не собирался участвовать в шествии, однако сошел с тротуара и влился в толпу.

А в начале очередного семестра двери колледжа уже не открылись.

* * *

К нам подошли двое полицейских и сообщили, что мы находимся на закрытой территории и должны немедленно покинуть ее. Воинская часть неподалеку подняла мятеж, и скоро весь район будет оцеплен правительственными войсками.

Я сказал, что у нас сломалась машина и что никаких официальных предупреждений мы почему-то не получали.