Фуксы, коммильтоны, филистры… Очерки о студенческих корпорациях Латвии

Автор хочет на этих страничках описать:

что отец ему рассказывал,

увиденное в детстве,

мечты,

память об ушедшем.

Я хочу, чтобы каждый, кто полистает сии заметки, увидел бы, что их писал Civis Rigensis.

Мечта о Старой Риге закончена. Один эстонский историк, посетив Ригу, сказал мне: «Вы (рижане) были богаты и поэтому потеряли город. Мы (таллинцы), напротив, были бедны и поэтому сохранили Вана Таллинн (Старый Таллин).

Старого города скоро не будет. Все стремления что-то восстановить – неудачны. Благословленны те, кто его еще сам видел – более-менее в старых почестях. Мое поколение – последнее. (1969)

Мои современники – здания Риги, которые появились в начале века. Коммерческая школа биржи (там теперь Академия художеств), старая Почта, Государственный банк. Поэтому особенно к последнему у меня такая симпатия.

Башни собора Петра звонил при пожаре и когда умирал рижский глава. Еще в моем детстве глухо прозвонили последнему главе совета, Шварцу. В Новый год звонили все колокола рижских башен.

В Домский собор меня впервые привела госпожа Вютенберг. По соседству у нас жила пожилая пара. Госпожа была очень благосклонна к моей матери. Это было около 1912 г. Храм пуст, мы единственные в него вошли. Меня поразили высокие своды и нежные сиденья. Через 50 лет (в 1959 г.) я вошел в Домский собор как автор реставрационного проекта и пробыл там три года. Пережил, когда уносили алтарь и лавки. В день, когда вывозили алтарь, я и не пошел в собор. И тем не менее, когда я шел по улице Тербатас, мимо меня проехала машина с тем алтарем.

Что это были за корабли, которые пересекали Даугаву в моем детстве от Старого города к Агенскалнс! С большими колесами на боках, a la Fulton, которые бороздили воду. Когда корабль отходил от причала, капитан кричал громовым голосом: «Vorwärts!» (Вперед!)

Большой Кристап с фонарем и веслом в моем детстве еще стоял в будке на берегу Даугавы напротив Нового рынка и был одет в цветные одежды (литовцы). Регулярно раз в году ехал (бедовые люди возили) через мост на улицу Гравья, где, наклонившись к дверям домов девушек, стучался внутрь с рублем, зажатым в руке.

За Театром драмы в моем детстве было широкое несколько заброшенное поле – «птичий луг». Бабушка любила ходить туда со мной погулять. Широкий луг, наверное, напоминал ей сельскую местность.

Раньше, когда ехали через понтонный мост, нужно было платить «деньги за мост». На обеих сторонах моста были кассиры с кожаными сумками. Если едешь на легком извозчике, «деньги за мост» платил господин. Своя цена была за тяжелого и легкого извозчика, санки. Билеты отматывались от большого рулона.

Дом, в котором остановилась будущая императрица Екатерина II, когда она ехала через Ригу в Санкт-Петербург, находился на улице Грециниеку, 12. Отсюда ее провожал эскорт, в котором находился барон Мюнхгаузен с кирасирами. На первом этаже здания позднее находилось кафе Рейнера.

В частных домах Риги бывало застекление окон, а сразу за ними – решетки. При этом изнутри было все видно, что делается на улице, а снаружи увидеть комнату было невозможно. Такие стекла существовали в деревянных особняках на углу улиц Стабу и Александровской еще в 1922 г. В этом году дом был снесен, чтобы на этом месте построить каменные жилые дома. (1958)

Площадь за казармами Екаба, за нашими домами называлась «плац пожарников». В казармах в то время находилась пожарная команда с конской подводой. (1953)

Яново подворье до 1902 г. называлось Подворьем полицейских казарм (Polizeikazarnenhof).

Околоточник – начальник полиции в царское время. Носил серую офицерскую шинель. С моим отцом был в друзьях.

У дворника Клейна на улице Екаба 24 было множество подаренных господами изношенных сюртуков. Весной он имел обыкновение сушить их во дворе на веревке, их было штук десять. Улицу он подметал, всегда гордо облаченный в сюртук.

Во многих домишках Старой Риги были такие узкие и извилистые лестницы, что гробы с мертвецами приходилось выносить в окна.

В отношении освещения мой отец был прогрессивен. Лампа была с Ауэровским накаливателем (сеточка из асбеста). Очень сложная конструкция. Лампа стояла на консоли у стены. Принос лампы примерно в 1913 г. в нашу квартиру на улице Екаба, 24–16, был большим событием. Электричество тогда было редкостью.

На лестницах горели керосиновые лампы с рефлектором. Такие были и в предместьях в уличных фонарях. В то время никто их не разбивал и даже не выкрадывали. Керосиновые лампы в домах старого города находились и у входов – освещали двери сверху.

Спать шли со свечой. Свеча находилась на ночном столике, когда просыпался – ее гасил. Свечи у нас в доме находились и по обеим сторонам зеркала на комоде.

Лестницы (подъемы) Старой Риги – это была целая эпопея. Не только в каждом доме, но и иногда даже на каждом этаже – особенные. В шикарных домах – широкие и пологие, покрашенные в белое. Перила – художественная работа столяра. Все без исключения – деревянные. (1948)

Один из первых в Риге кинотеатров «Минуса» был устроен в доме, в так называемом углу Редлиха. Я посещал его вместе с отцом. Отец красил кинозал. Меня поразили богатство и красивые билетерши. Смотрел историческую драму в средневековых одеждах, потом – комедию и, наконец, хронику о похоронах Толстого. Значит, было это в 1910 году.

Что только не хранит рачительный хозяин! Когда в 1946 году убирали Биржевый зал, то в зале за зеркалами нашли спрятанные флаги Российской империи. Старый интендант дома сохранял имущество биржи до самой своей смерти.

Какими же цветастыми были некогда названия фирм:

«Schreib und Zeichnenmateriallien Handlung

en gros und en detail

Controbucher Fabrik von Adolph Freyberg,

Firma: August Lyra, Riga

Die Firma besteht seit 1833».

Все это длинное название еще украшено целой выставкой медалей.

Даже скромное предприятие моего отца (отец назвал его «магазином») носило название:

«Malerwerkstat

Georg Slaweet

Vorm. B. Elwers

Schilder un Zimmer

Maler».

Художественные маляры – только mālderi, иначе их и не называли. Так же beķeri – пекари. Cimermaņi – строители домов. Руководящие «šiltu mālderi» работали в костюмах или кителе, инструмент носили завернутый в бумагу, в нагрудном кармане.

Магазины, парикмахерские, корчмы тогда красили, не прекращая их работу. Начинали в субботу вечером, две ночи, в воскресенье, и наутро в понедельник уже – все в порядке. Потолки обычно обклеивали белыми обоями.

Šiltes (вывески) впервые появились в Европе в XIV веке, образцы сохранились начиная с середины XVI века. Время расцвета – первая половина XIX века. В ХХ веке – уже только послецветие, а вскоре – и быстрый закат.

Фирма Hauck регулярно приносила отцу свою вывеску на исправление, потому что бедовые парни в надписи обычно поправляли на Mauck[285].

В Риге были три типа курьеров (ekspreši) – синие, зеленые, желтые, которые носили шапочки соответствующих цветов. В винной лавке у Аустриня «желтый» собирался купить рюмочку, но денег не хватило. На предложение лавочника пойти и донести недостающую сумму экспресс гордо отвечал: «Ты думаешь, что я из-за твоей водки пойду терять честь своей шапки!»

У экспрессов особый ремесленный инструмент был – большие плетеные корзинки – паланкины для поклажи, их называли šezlingi. Их использовали, когда нужно было вдвоем перенести лежачих больных, трупы из больницы в дом, чтобы класть в гроб, люстры и другие большие, хрупкие, ломкие предметы.

Иногда экспрессы носили и рекламные плакаты. Иногда ходили по два, три или четыре. Иногда на улицах раздавали напечатанные рекламные листочки.

Коммильтон Карлис Розенбергс однажды возвращался с коммерша и экспрессу, шедшему за ним, велел нести свою тросточку.

Аптеки моего времени: Зеленая, Лебединая, Слоновья, Лосиная, Львиная, Старого города, Павела и Фока.

Рижане обычно не переводили названия улиц, например:

Kauf iela (улица Торговцев),

Vēver (улица Ткачей),

Mīliņ (Mühlen Strasse, Мельничная улица),

Pakauša (Packhaus Strasse, Складская улица),

Lēruma (Lärmstrasse, Шумная улица).

Раньше на рижском жаргоне латыши говорили:

leiters (trepes), beķereja (maiznīca), mālers (krāsotājs), fūrmanis (ormanis), Dinaburgas vakzāle (stacija), Šreinbuša (Čiekurkalns), pažarnieks (ugunsdzēsējs), lērums (troksnis), blēņas, blēņoties (palaidņoties), rakaris (palaidnis), porūzis (Vorhauss – priekštelpa), abet (aber – bet), aknibināties (nodarboties ar sīkumiem).

Ремесленники вообще «brūķēja» (использовали) только жаргон, например:

Vaservāga – līmeņrādis,

Borštele – pindzele,

šraubenciers – skrūvgriezis.

Paul Neldner – магазин музыкальных принадлежностей на Бастионном бульваре в доме Гросвальда, на втором этаже. Шикарный и особенный был кабинет магазина. Там находилась большая турецкая тахта, над ней – длинный гобелен с напоминающей Венецию баркаролой Гофмана. Стены увешаны фотографиями актеров, знаменитостей, с дарственными надписями. Флигель. Письменный стол с раритетами.

Хозяин магазина Paul Neldner был давний клиент моего отца. Служащий магазина приходил к нам как посыльный (bote), позвать отца. Вызов по телефону в то время еще не был в обычае. Когда фирма перестала существовать, ее купил O. Krolls. Служащий Нелднера позднее работал на главпочтамте дворником и был моим «большим другом». Я в то время работал в строительном бюро Почты. (1956)

Большие книжные магазины Риги посылали своим многолетним провинциальным подписчикам и клиентам книги, для осмотра, и с запиской: «Желаемое – возьмите, остальное – отошлите назад».

После Первой мировой войны постепенно «угасли» старые книжные магазины Риги. Еще, перебравшись из Петербурга, существовали Kymmel, Jonks Poliewsky, Deubner. Продавца последнего я потом встретил у Бартушевского, на Даугавмала. Если не ошибаюсь, теперь он, сгорбившийся, стоит в одном из книжных антикварных магазинов. Книжный «яд» впитался даже в продавца. (1954)

На Господской (Кунгу) улице находился магазин хирургических и санитарных принадлежностей Маркграфа. В годы учебы я как юниор носил туда связку мензурных рапир, заострять «клинки».

Магазин игрушек Vierecke und Leutke – был детским раем. Магазин был размещен на двух этажах. При входе продавец осведомлялся о возрасте ребенка. «Для какого возраста?» У кассы находилась реликвия магазина – простые жестяные базарные часики с шишечками. Магазин закончил свое существование, когда репатриировались балтийские немцы.

Большой магазин железных товаров на углу улиц Авоту и Гертрудес, принадлежавший еврею Гелфанду, в народе называли «У слона» (лтш. Pie elefanta).

Была замечательная турецкая пекарня (владелец – Хуснетдинов), которая находилась в доме на углу сегодняшней улицы Кр. Барона и бульвара Райниса. Все продавцы носили красные турецкие фески. Бедные люди у заднего выхода из магазина за пару копеек покупали обрезки от тортов.

В моем детстве всюду был заграничный шоколад. Очень популярной была моя любимая марка – Gala Peter. Ее мне покупал отец. Эта шоколадная фирма существовала еще после Первой мировой войны.

Schaar und Cavigel[286] – лучший рижский кондитер. Фирма существовала с начала XIX века. В мое время была известна своим лучшим ликером – бенедиктинским. В последний раз я его покупал когда уже вошли большевики, в 1940 году, на снятые со счета деньги.

У всех магазинов и мастерских были посыльные мальчишки, они разносили заказы. Помню такой виденный на улице случай: мальчик из кондитерской с тортом на подносе на голове дразнит уличного мальчишку: «Вот тебе, возьми!» Тот подбежал, подпрыгнул, схватил торт и дал волю ногам. Мальчишка из кондитерской остался стоять, пораженный, с раскрытым ртом, с подносом ведь не побежишь догонять.

Винный погреб Казарова находился на улице Кеныню. Отец туда имел обыкновение заходить, выпить стаканчик вина. Я иногда его провожал. В памяти осталась сырость погреба, перемешанная с винным ароматом. Сумерки в духе Гофмана.

Когда был мальчиком, видел в окно нашей мастерской, как конвой с обнаженными клинками гнал по Николаевской улице (К. Валдемара) каторжников из Цитадели на станцию. Шли серые столбы, звенели кандалами. За ними двигалась толпа женщин с детьми. Отправлялись за ними вослед, в Сибирь? Или только провожали своих любимых до станции?

Сорок лет спустя. Мир настолько оцивилизировался, что всех – и жен, и детей, и седовласых стариков, тощих и худых, даже младенцев, собирали в машины и отправляли с утра пораньше, на восходе солнца, в путешествие, по рижским улицам – в Сибирь.

Цилиндры на улицах Старой Риги в то время были обыденностью. Носили их «господа» в том старомодном понимании, у которых в Риге была своя Господская (Кунгу) улица. И трубочисты отправлялись на работу в цилиндрах. В последний раз я видел трубочиста в цилиндре уже в советское время, однажды на Новый год. В то время это было чудом, и за ним бежали мальчишки и собаки.

Жилетки мужское сословие носило шикарные, муаровые, из ценных тканей. Иногда даже пестрые. Белые жилетки были в большой почести.

Господа не имели обыкновения покупать готовую обувь, – ну а если и приходилось, то это должна была бы быть только настоящая «марка». У моего отца – американские шнурованные сапоги Walk-Ower. Носили их только по воскресеньям, на выход. Хранились начищенные, в оригинальной картонной коробке. У них была просто удивительная кожа. У фирмы Walk-Ower в Риге был свой представитель.

Что за трости (štoki) в то время! Отец носил из черного эбенового дерева, с серебряными монограммами.

В начале века галоши (или калоши) были очень распространены. Снаружи – черная, гладкая резина, красная, мягкая, яркая подкладка. С респектабельным костюмом носили глубокие галоши (полусапоги). Они были мощные у военных, с блестящим окованным металлом подъемом сзади, в котором была особая ложбинка (штрабе) для конской езды.

Корсеты женщины носили повседневно. Чтобы надеть корсет, нужна была чья-то помощь. Так как мама дома была одна, ее корсетом занимался я, встав на стул. Ремесло по изготовлению корсетов сохранялось в Риге еще и при коммунистах в 1960-е годы. Свой частный дом у изготовительницы корсетов, мадам Доннере, находился на улице Лайпу 1. Такие салоны носили гордые названия, например Madame Mathilde.

Я испокон веку не пишу шариковой ручкой, только – металлическим пером. В моем детстве были еще люди, которые упрямо писали гусиным пером. Отличное железное перо было № 86.

Старые, хорошие лекарства, которые помогали практически при всех заболеваниях, носили название Pen Expeller и Peru balzams.

В корчмах музыку играли особые коробки «оркестриона». В последний раз я такую слышал в 1930-е годы в Руйене, в корчме Броля. В то время их заводили только для высоких гостей таких, как я и почтмейстер, кидая в машину единственную «уникальную» пятикопеечную монету царских времен.

Яркой личностью на фоне Старой Риги был архитектор Трофимов, отличный знаток Старого города. Свою дипломную работу о классических формах он защищал в «соответствующем» фраке с золотыми пуговицами.

Появление русского мальчишки в нашем дворе немедленно отмечалось высказыванием: «Vai negribi dabūt pa mordu!»

Рижские детские считалки.

«Энике бенике сикели са,

Эника беника кнак!»

«Один-единственный турецкий боб путешествовала в Англию,

Англия была закрыта, и тот ключ сломался.

Эйнс, цвей, дрей, ду бист фрей.

Виенс, диви, трис, ту эси бривс!»

«Энтер тентер, цвейер ментер

Зее цу Тиш, танце Фиш.

Айн, цвай, драй, ду бист фрай».

Пиво раньше хранили в бутылках с натуральной пробкой. В корчмах пробки доставали, аккуратно, не портя, особым штопором. Накопленные пробки возвращали в пивоварни и получали за них так называемые «пробочные деньги». Оберы пропивали их на особых пирах.

Старые названия рижского пива:

«Байритис» (Bayrisch Bier),

«Bock-Bier»,

«Mercens»,

«Berliner Weiss»,

особый напиток – «Sinalu».

Пивной анкерок – небольшая бочка пива, которую мужчина в кожаном фартуке приносил в дом заказчика.

Известный Rīgas ķimmelis начали делать в конце XVIII века, когда Laroche – французский иммигрант поселился в Риге на улице Смилшу и приступил к изготовлению ликера.

Конторка с высоким сиденьем находилась в каждом солидном предприятии. Еще долго держалась парочка, сохраняемая еще в 1930-е годы в Риге, Департаменте налогов. За одной из них некоторое время работал и я. Последнюю конторку видел в здании Биржи еще после Второй мировой войны. И у отца в свое время была в мастерской конторка.

Часы «Омега» у меня от отца. Часовщики радуются, когда их видят еще и сегодня.

Стиральное мыло было мраморное – белое, с синими прожилками.

Первые фаянсовые горшки WC можно было купить у Якша. Первые экземпляры этой редкости господа везли домой незапакованными, на извозчиках, держа на коленях как большую драгоценность.

Рижские коты отличались от других подобных животных города. Об этом есть в «Genesis» такая байка: один шутник дал объявление, что купит котов на Рижском рынке в любом количестве. Котов ловили по верхнему течению Даугавы и на двух подводах привезли на рынок на набережной, в указанное время. Никто не явился, чтобы их приобрести. Тогда котов выпустили в город на свободу.

В моем детстве были яркие праздничные открытки. Тогда мне особенно понравилась новогодняя поздравительная открытка с нарисованным на ней большим розовым поросенком, который держал во рту красивый цветок, а из-под хвоста у него сыпались золотые деньги.

Делают ли еще где-нибудь на Яны такие бумажные шапочки, как в Риге? Даже еще в 1957 году эта старая традиция в Риге была в полном расцвете. С улыбкой я видел, как русские прогуливаются в бумажных декелях буршей. (1957)

В Пасхальную ночь после богослужения православные шли из церкви по домам с зажженными свечками в руках. Эффектная картина – из Кафедрального собора по бульвару – целый поток сияний.

Водосвятие – Иордан на льду Даугавы, у замка, в день Звезды. Шествие по Николаевской улице устремлялось туда. Впереди ехали красные гусары на гордых лошадях, трубили в трубы. Много икон. Шествие обрамляла цепь верующих. И теперь, сорок лет спустя, – демонстрации в мае и ноябре. Участвовали цирковые наездники, и даже слон. Лозунги, лица политбюро. Печальное сходство. (1957)

«Умуркумурс» во времена моего отца. Шест намазан зеленым мылом. Первые пытающиеся только снимают лишнее мыло, до самой вершины долезает только настоящий мастер с песком в карманах. На вершине – полуштоф, пиджак и часы. Полуштоф, на радость зрителям, он выпивает на вершине столба.

Роскошный ресторан Otto Schwarz имел элегантные кабриолеты и упряжки. На них доставляли провизию. Красивая подвода – одноконка, с закрытым, словно карета, лакированным ящиком.

Otto Schwarz – теперь это можно прочитать только на фронтоне кладбищенского флигеля, на Большом кладбище.

Последний классический рижский кучер оставался у фирмы «Wolfschmidt». Царственная посадка, безупречная одежда по всем требованиям формы, включая кожаный плед для ног. Философское спокойствие, полон чувства собственного достоинства в связи с исполнением достойного ремесла. Это было меркнущим видением на фоне Старой Риги. (1954)

«Сигара фурмана» – самый дешевый сорт сигар. Запакованы по паре. Рижские фурманы курили только сигары или трубки, папиросы не признавали.

Кареты внаем «Ландауэры». На свадьбах ездил кучер с кнутом, на конце которого – белая шелковая лента. (1954)

Разводиться также ехали на карете к отделу регистрации. На такой же карете, как и ехали жениться. Видел такую в 1920-е годы.

Первые мебельные фургоны в Риге арендовали рубоны (корпорация Rubonia). В фургоне помещались пианино, пивные ящики, и студенты пели песни, ездили по Риге (рассказано отцом).

От старого продовольственного рынка на Даугавмале в памяти осталось виденные в детстве горы ягодного хлеба. Этот хлеб не был из дешевых, но количество изюма в нем было такое, сам хлеб служил только связующим.

Домохозяйки утром, возвращаясь с рынка, всегда несли на своих поклажах сверх покупок еще и букетик цветов.

По мороженому в Риге специализировались русские. Мороженое развозили в зеленых тележках на двух колесах и кричали: «Сахарно морожено». Эти русские – продавцы мороженого – были увешены баранками и иногда носили разные закуски в корзинках на головах.

Были также продавцы-китайцы, которые носили туго завязанные мешки. Их особенностью была косичка и аршин под мышкой. В мешках находилась целая лавка. Покупали в основном «či-čun-čā».

Названия старых рижских ресторанов:

«Римский погреб», «Эспланаде» (с природой), «Большой и Малый верманчик», «Черная бомба», «Jakor», «Ресторан Старого города», «Янов погреб», «Монастырский погреб», «Ganimed», «OUK», «Альгамбра», «Цесисский бульвар», «У большой собаки», «Белая» (с отверстиями в дверях кабинетов), «Hotel London», «Родник», «Villa Nova», «Excelsior» (с переносной кушеткой в кабинетах), «Imperial» (бутылку пива приносили только тогда, когда покупали сначала шампанское. Обычно покупатель шампанское требовал тут же вылить).

Помню Ресторан Старого города в 1920-е годы на Театральной улице. Просторный буфет для экспрессов и извозчиков. Прямо за прилавком «господский» угол. Вдоль стен – столики, посреди – большой стол. Многое пережившее пианино с тапером – довольно пожилая, грузная дама в пенсне, с ярко-белыми осветленными волосами. Репертуар неограничен. Сначала посетители у столиков, потом общее благое расположение духа доходит до кульминации, все усаживаются за общий стол. Тогда актуальным был найденный в Египте Тутанхамон. Публика – студенты, чиновники, интеллигенция. Вдруг плечистый, хорошо одетый господин средних лет, с раскрасневшимся лицом, в пенсне, начинает танцевать под аккомпанемент пианино тогда модный танец «Тутанхамон».

Особой разновидностью людей были так называемые обитатели помоек – синие пьяницы. Дворник одним утром позвал полицейского, к своей помойке, в которой ночевал один такой. Тот подошел, побил по стенке помойного ящика тростью. Изнутри отозвались: «Пожалуйста, входите». (1954)

Очаровательное пятно на лице Парижа – проститутки. И не только там, всякий большой город без них немыслим. Это составная часть городской жизни, порывистая, насыщенная пульсирующим дурманом. В Риге они были, пока та была свободным городом. Подобные гетерам древней Эллады, и рижские ночные бабочки пользовались заслуженной славой. Только кто об этом напишет? (1958)