Фуксы, коммильтоны, филистры… Очерки о студенческих корпорациях Латвии

Студенческие корпорации Латвии оказываются интересной страницей местной истории и одной из самых стабильных форм общественной организации. Их историческим контекстом была, по-видимому, своеобразная «секуляризация» аристократической культуры в XIX в. Рыцарская тема осталась важнейшей в идеологии и эмблематике и духе местных студенческих корпораций. Укрепление корпорационных традиций происходило на фоне рождения третьего сословия, начавшего вытеснять титулованную знать из экономической и политической жизни. Интересно наблюдать, как латышские и русские студенты, большинство которых принадлежали крестьянству и разночинцам, воспринимали эту модель объединения, в которой сочетались эгалитарность (внутренняя, внутри корпораций) и элитарность (внешняя, в университете, и вообще, в обществе).

Интересно проследить последовательность внутренних принципов, выделяемых самими корпорантами: члены корпорации хранят единство, связь на протяжении всей жизни, патриотизм, далее стоят – стремление к образованию и духовности, этика и представление о чести.

Если же описывать феномен студенческих корпораций извне, то здесь, в балтийском регионе, это такой способ организации, для которого характерны следующие – на наш взгляд – пять качеств. Прежде всего это иерархия, что проявляется и в структуре, и в динамике организаций. Во-вторых, это упорядоченность всей деятельности как серьезной, так и даже развлекательной сторон жизни. Всякая корпорация – четкая и единообразная организация. Тут унифицированы статусы, знаки отличия, формы общения корпорантов. В-третьих, это преемственность. Балтийские корпорации остаются существенным социально-культурным механизмом сохранения консервативных традиций, что отмечает Д. Трофимов:

В отличие от Германии, где многие корпорационные обычаи изменились или ушли в прошлое, латвийские корпорации бережно хранят бурсацкие традиции, восходящие еще к первым европейским университетам. Сегодня в балтийских корпорациях есть множество сохранившихся немецких элементов, которые в современных студенческих корпорациях в самой Германии уже неизвестны или мало известны, такие, например, как старый стиль мензурного фехтования, церемония Landesvater, другие обычаи и термины[276].

Одним из признаков традиции оказывается, в частности, использование латинского языка для обозначения важнейших понятий корпорантского тезауруса (в среде латышских корпораций, правда, шла определенная летонизация терминов). Кроме того, корпорации сегодня в некоторой степени родственны клубам исторической реконструкции (интерес и внимание к истории, и особенно к «представляемой», «разыгрываемой» истории, в Латвии очень большой). Интерес к ним связан с интересом к прошлому, к собственной идентичности и ее «легитимности». В беседах в Валтером Щербинскисом мы выявили несколько периодов возрастания интереса к своему прошлому в Латвии. Массовые бумы интереса к истории наблюдались в начале 1990-х гг. (как и вообще в разваливавшемся СССР, постепенное прояснение белых пятен), потом – где-то в 1995 г. сошло вниз, а с 2003–2004 гг. – опять рост. Речь идет не о профессиональном знании, но и росте художественной литературы на эту тему и в целом о широком общественном интересе. Кажется, что интерес к студенческим корпорациям (который, как мы знаем из интервью, тоже испытал свои «взлеты» и «падения») отчасти коррелирует с этими «волнами».

В-четвертых, среди общих особенностей корпораций можно выделить важную дихотомию «личного-приватного-публичного»: они разделяются, отчасти пересекаются. С одной стороны, Вальтерс Щербинскис мне сказал однажды: «Корпорации – такое личное дело, нечего о них и писать!» – и в этом тоже есть свой резон. С другой стороны, как представляется, едва ли можно найти более общественное дело, чем корпорации. Когда одна моя знакомая была студенткой и училась в 1990-х гг. в одном из вузов Латвии, то однажды пригласила на коллективный поход в сауну двух других своих однокурсников; пришли, однако, двадцать два – это были их собратья по корпорации!

Наконец, существенно, что корпорации в Латвии остаются отчетливо этнонациональными институтами. Однако, несмотря на четкое размежевание, само корпорантское движение скорее объединяет всех его членов, вне зависимости от этнического происхождения, образуя определенный (хотя и немногочисленный) круг близких по духу, политическому настрою, культурному уровню, этикетным навыкам и стилю взаимоотношений людей.