Тайком от Веста, запираясь в своей мансарде, Фультон пытался набросать что-нибудь подобное тому, что он видел. Увы, получалось нечто угловатое и неестественное, ничем не напоминающее только-что виденные им картины старых мастеров живописи. Все чаще начали возникать в нем сомнения в своих художественных способностях.
— Один фунт таланта и десять фунтов старания…
А если вместо фунта — один золотник? Но Фультон упорно гнал от себя эти мысли и с удвоенной энергией отдавался работе.
Через два года обучения Вест разрешил Фультону перейти от угля и карандаша к копировке картин масляными красками. Благодаря своей природной наблюдательности и зоркому глазу, Фультон очень скоро сделал в этой области большие успехи, заслужив даже одобрение Веста.
Занятия живописью не заглушили в Фультоне прежнего интереса к механике. Детские увлечения выветриваются не так уж легко. Технические музеи, физические кабинеты и механические мастерские Лондона часто видели у себя высокого серьезного юношу, проявлявшего большее любопытство, чем это полагается обычному посетителю. Здесь его учителями сделались чудаки в очках с серебряной оправой, корпевшие над замысловатыми механизмами часов, старые механики, жившие в мире своих шестеренок, рычагов и приводов, закоптелые, точно пропитанные дымом, литейщики вульвичских арсеналов. Фультон сам не понимал хорошенько, почему его так влечет к этим токарным станкам и литейным.
Как часто, глядя на проворно бегающий челнок ткацкого станка или на ритмично, с тяжелыми вздохами движущийся балансир новой машины Уатта, Фультон ощущал в себе желание создать нечто подобное. Портрет работы Рейнолдса — и паровая машина. Ван-Дейк — и Уатт… Что полезнее и нужнее? Что общего между картиной Гэнсборо и прядильной машиной Аркрайта? Наконец, кто же он сам? Художник или механик? Живописец или изобретатель?
Мистер Вест хорошо понимал эти моменты неуверенности и колебаний Фультона, относя их к неизбежным «болезням роста» всякого начинающего художника.
— Если хотите добиться успеха, — говорил он Фультоиу, — идите по одному и тому же пути. Не уклоняйтесь от него в сторону. Не отвлекайтесь занятными, ко ненужными для вашей цели вещами.
И Фультон, пытаясь выкинуть свои мечты о небывалых машинах, снова брался за палитру и кисти.
Почти все это время Фультон жил на средства Веста. Лично на себя Фультон тратил очень немного— пуританская умеренность и суровая юность издавна приучили его к бережливости. Фультон знал цену деньгам и не расшвыривал, их с такой легкостью, как его состоятельные товарищи по учению. Лондонские соблазны были посильнее соблазнов скромной и тихой Филадельфии. Но веселые ужины с товарищами и их легкомысленными подругами не увлекали молодого Фультона. Он чувствовал себя в этой бесшабашной компании посторонним. Его серьезность принималась за гордость, а скромность — за ограниченность. Люди с такими качествами — плохие товарищи для веселящихся. Фультон не пытался убеждать в противном.
Набив руку в копировке картин, Фультон понемногу делался полезным своему учителю Весту. Копии с картин старых мастеров были в спросе, особенно если эти копии делались под наблюдением крупных художников. Вест получал множество заказов подобного рода и поручал их выполнение своим ученикам, в том числе теперь и Фультону. Большинство оригинальных картин принадлежало частным владельцам, позволявшим иногда снять копию с их художественных сокровищ. У придворного художника Веста были обширные связи в высших аристократических английских кругах. Получив однажды заказ на воспроизведение ряда известных картин, он отправил Фультона для снятия копий в Паудерхил-Кэстль, один из крупнейших замков графства Девон. Там, с небольшими перерывами, Фультон провел более года.
К тому времени провинциальная стеснительность и неловкость Фультона исчезли окончательно. Мастерская Веста была хорошей школой не только в области живописи, но и в искусстве светского обхождения. Сын прачки, Фультон научился держать себя в обществе графов и пэров. Выдержка, сдержанность, смелый открытый взгляд и неизменная серьезность — невольно импонировали его собеседнику. Фультон чувствовал себя одинаково свободно и во дворце и в портовой таверне.
В замке Паудерхил-Кэстль он познакомился с двумя людьми, имевшими серьезное влияние на его дальнейшую жизнь.
Однажды в галерее, где Фультон работал над копией картины Ван-Дейка, появился хозяин замка с двумя гостями, которым он хотел показать несколько новых приобретений. Один из гостей, джентльмен лет пятидесяти, носил громкое имя герцога Бриджуотера. Другой — лет тридцати пяти, сухощавый блондин с беспокойными нервными движениями, был не менее известный в то время лорд Чарльз Стэнгоп.
Пришедшие остановились у мольберта с почти законченной фультоновской копией. Хозяин познакомил гостей с молодым американским художником. Несколько метких замечаний скоро втянули Фультона в оживленный спор о достоинствах некоторых картин.