Читаем Фультон полностью

Громадное здание Монтегю-Хауз на Грэт-Руссель-стрит с его замечательными минералогическими, ботаническими, гравюрными и художественными коллекциями, собранными богатым судовладельцем Куртоном и лейб-медиком Слооном, вместе с рукописным собранием Гарлея и библиотекой Роберта Коттона, — со средины XVIII столетия сделалось средоточием научных и художественных сокровищ страны, доступных для самых широких кругов. Через сто лет это собрание ценнейших коллекций превратилось во всемирно известный Британский музей. Сначала у Фультона разбежались глаза. Он не воображал, что на свете может существовать столько прекрасных вещей.

Набережная Сены и ратуша в Париже в начале XIX века

Еще более сильное впечатление произвело на него собрание картин лучших мастеров живописи в Королевской галерее, куда Вест, как придворный художник, имел свободный доступ.

Бессмертные полотна Рембрандта, Ван-Дейка и Тициана каждым своим мазком говорили Фультону, как бесконечно далек он от этих вершин мирового искусства. Рядом с ними по праву стояли замечательные портреты работы Рэберна, Гэнсборо, Рейнолдса и Ромнея.

— Вот, взгляните, — говорил Вест сопровождавшей его молодежи, — на портрет юноши. Здесь Гэнсборо, которого я считаю после Рейнолдса величайшим портретистом нашего времени, скупыми, немногими средствами достигает вершин выразительности. Немного приподнятая левая бровь и насмешливо сжатые губы говорят нам о характере модели гораздо больше, чем любой рассказ. Старику Гэнсборо сейчас шестьдесят лет, но кисть его еще не теряет своей силы и свежести. Ha-днях я попрошу у него позволения посетить с вами его мастерскую. Вы увидите, что он является также замечательным пейзажистом. К сожалению, он держит почти все эти ландшафты У себя в мастерской. Я не знаю лучшего изображения английской природы, чем у Гэнсборо.

— Здесь, в этом зале, ряд портретов Рейнолдса. Говорят, что он подражает в них одновременно Рубенсу, Корреджу, Ван-Дейку и Тициану. Что ж, это неплохие примеры. Рейнолдса справедливо называют вернейшим зеркалом нашего времени. Пройдут годы, и добрую старую Англию будут изучать по рейнолдсовским неповторимым портретам. Но… вам, дети мои, сегодня повезло. Смотрите — вот и сам их создатель…

Навстречу Весту и его молодым спутникам шел, щуря глаз и тяжело опираясь на камышовую палку, краснолицый, немного сутулый старик в старомодном пудренном парике. Несколько позади почтительно семенил секретарь с об’емистой папкой бумаг. Рейнолдс в то время был уже у конца своего жизненного пути. Вскоре, в 1787 году, он умер шестидесяти четырех лет от роду, овеянный славой величайшего портретиста Европы, в звании президента основанной им в 1768 году Королевской академии художеств. Его сильная яркая кисть с одинаковым искусством передавала и надменные черты придворных короля Георга и нежные детские личики.

Работоспособность Рейнолдса была поистине изумительна. За сорок лет им написано до семисот картин и портретов. В то же время Рейнолдс не выносил спешки и незаконченности. Каждую свою новую картину он стремился сделать лучше предшествующей. Говорят, что на вопрос одного посетителя его мастерской о детали какой-то картины, он отвечал, что под слоем красок этой картины есть еще десять других, из которых одни лучше, другие похуже…

Последние два года зрение начало изменять великому английскому портретисту, поэтому он не сразу узнал подошедшего к нему Веста.

Молодежь скромно отошла в сторонку и пыталась уловить хоть несколько слов из разговора двух знаменитостей. Слова их так же, как и их картины, должны быть сохранены для потомства.

Но будущие художники ошибались. Разговор шел всего-навсего о последних академических интригах и закулисных придворных слухах. Сэр Джошуа Рейнолдс, баронет, был очень чуток к малейшим веяниям придворной политики.

Вест не раз говаривал Фультону, что для успеха в живописи надо иметь фунт таланта на десять фунтов упорства и прилежания. Последними двумя свойствами Фультон был одарен достаточно. Но талант… Вест не говорил ничего, но, глядя на работу Фультона, все чаще принимал какой-то скучающий вид. Правда, Фультон делал некоторые успехи — неуверенная размытая линия контуров постепенно делалась точнее и крепче, соотношения между светом и тенью в карандашных рисунках все больше приходили в необходимое равновесие. Несколько лет упорной работы, и из Фультона вышел бы недурной живописец… средней руки.

Это начинали понимать и учитель и ученик.

Но последние роли не привлекали честолюбивого юношу. Фультону много раз еще пришлось посетить картинную галлерею в Сент-Джемском дворце. Благодаря связям Веста, Фультон познакомился с частным собранием картин герцога Девонширского и других английских магнатов. Десятки полотен Рубенса и Ван-Дейка прошли перед восхищенными глазами молодого американца.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее