Фультон

Года четыре назад я тоже отдал дань этому увлечению. По чертежам инженера Брюнеля на мои средства была построена лодка с паровым двигателем. Конечно, я заранее обеспечил свои интересы правительственной привилегией на исключительное право устройства пароходного сообщения на некоторых реках Америки. Привилегия была получена мною при условии, что наше будущее судно разовьет скорость не меньше пяти километров в час. Я не инженер, я — деловой человек. Мне казалось, что дело пойдет лучше, если в него вступят люди, которые больше меня понимают в механике. В Америке есть инженер, у которого такая же изобретательная голова, как и у вас, мистер Фультон. Я говорю о старом Стевенсе, который и сейчас продолжает работать над постройкой паровой лодки. Я приглашал его войти в образованную мною компанию. Мы привлекли в нее также Рузвельта, способного молодого механика. Рузвельт построил в 1798 году катер с гребным колесом, который ходил по реке Пассаику со скоростью 12 километров в час. Я хотел ему поручить испытать двигатель водоструйного типа, как у Румзея. Стевенс настаивал на винте.

Мое назначение на пост американского посланника в Париже заставило меня прервать эти интересные опыты. Повторяю, я не механик, но у меня сложилось глубокое убеждение, что мы стоим на пороге нового способа водного транспорта. На смену старым парусникам скоро придет пароход. Я горячо желаю, чтобы наша страна была здесь в первых рядах. Создав пароход, мы станем серьезными соперниками Англии…

Ливингстон остановился, погладил свой бритый подбородок и продолжал, глядя поверх очков на внимательно слушавшего Фультона.

— Я знаю, что вы тоже интересуетесь проблемой создания парохода. Здесь не надо гоняться за чем-то новым и поражающим. Пароход уже изобретен Гуллем, Румзеем, Фичем, Стевенсом, Миллером, Саймингтоном… Видите, сколько отцов у этого капризного ребенка, — усмехнулся Ливингстон. — Но вся беда в том, что дитя еще не умеет ходить… Сейчас главная задача — создать судно, которое было бы так же надежно и выносливо, как обыкновенный корабль. А главное, чтобы оно приносило своему будущему владельцу доход.

Вот что я думаю, дорогой мистер Фультон. Во-первых, вы останетесь работать в Париже. При этом вас не должны в дальнейшем тревожить никакие материальные заботы. Я беру на себя все расходы по вашим работам. Во-вторых, мы вместе примемся за постройку парохода, более совершенного устройства, чем предыдущие. В случае успеха, мы продадим наше паровое судно французскому правительству, удержав право распоряжаться им у себя дома, на родине. А подводную лодку вы на время отложите в сторону… Ну, что вы скажете на мое предложение?

Фультон молчал. Он чувствовал, что тяжелый камень сваливается у него с сердца. Значит, можно еще продолжать борьбу? Значит, он снова может полностью отдаться своей любимой работе?

Молча встав, он подошел к Ливингстону и крепко пожал его руку. Союз, скрепленный этим рукопожатием, решил ближайшую судьбу парохода и неразрывно связал дальнейший жизненный путь Фультона и Ливингстона.

Чертежи «Наутилуса» были свернуты и запрятаны в дальний ящик стола. «Наутилус» был разобран. Железный остов «Наутилуса» напоминал Фультону скелет живого существа, к которому он успел привязаться. Ливингстон не пожалел средств на расширение мастерской, где работал Фультон.

С обычным увлечением Фультон принялся за подготовку к постройке судна, движущегося силой пара. Прежде всего надо было изучить все, что имелось в печатной литературе. Этого материала было очень немного. Описание парохода Гулля, несколько брошюр Румзея, десяток малограмотных газетных заметок — вот к чему сводилась в то время печатная литература о пароходе. В архиве Англии и Америки лежал еще десяток ходатайств о привилегиях, но доступ к этим документам был почти невозможен. Приходилось полагаться на свою память да на несколько чертежей Румзея, посланных им когда-то в Париж, еще больше — обдумывать самостоятельно каждую мелочь конструкций.

Зиму 1801 года и весь 1802 год Фультон провел в напряженной работе над проектами и расчетами. Где главная причина неудачи его предшественников? По мнению Фультона, она заключалась в том, что машины их были слишком слабы для достижения больших скоростей и чересчур тяжелы для судов, на которых они устанавливались. Надо, значит, выработать новый тип паровой машины, во многом отличный от прежнего неподвижного типа. Не менее трудна была и другая задача: каким способом заставить судно подвигаться вперед? «Лапами» Жуффруа? Водяной струей и шестами Румзея? Винтом Фича и Стевенса? Гребным колесом Миллера? Все это надо определить расчетом и опытом. Затем необходимо выяснить, какое соотношение существует между размерами судна и скоростью при одинаковой мощности двигателя? Этими вопросами никто еще вплотную не занимался.