— Вот подожди, ма, еще несколько лет. скоро я вырасту большой и заработаю кучу денег. Куплю и подарю тебе ферму. Она будет лучше, чем наша старая ферма!
Соседка расхохоталась, а миссис Фультон лишь улыбнулась ласковой и грустной улыбкой.
— Ах, Роб, золотой мой, ты такой же мечтатель, как и твой покойный отец. Он тоже обещал мне подарить ферму, но так и не успел этого сделать…
В один летний погожий день 1777 гола Мэри Фультон пришлось немало поволноваться. Роберт не вернулся из школы домой, а время шло уже к вечеру. Обеспокоенная, долгим отсутствием сына, миссис Фультон решила отправиться в школу, полагая, что мистер Греббль посадил Роберта переписать лишние две-три страницы за какую-нибудь очередную проказу. Дорога шла мимо городского пруда. На берегу пруда — местные патриоты называли его озером — толпилось несколько горожан, внимательно смотревших на воду. Здесь же валялось чье-то платье и шляпа. Куртка и шляпа Роберта! Ужасная мысль мелькнула в сознании Мэри Фультон. Она едва нашла в себе силы спросить — что случилось? Толпа зевак расступилась, и Мэри увидела недалеко от берега странную лодку. Она была ей отлично знакома — это та самая лодка, которую недавно купил себе Роберт за деньги, полученные от старого Дана. В лодке как будто никого не было, но тем не менее она двигалась то вперед, то назад. По бокам ее была прилажена пара старых тележных колес с деревянными планками, прибитыми к спицам. Колеса вертелись будто сами собой и гулко шлепали дощечками по воде. На берегу ахали и удивлялись. Но вот хлопанье прекратилось, лодка остановилась и над ее бортами поднялась курчавая голова Роберта Фультона. Мэри не могла сдержать крика радости. От пережитого волнения ослабли руки и ноги. Странная лодка между тем была уже у самого берега и из нее выскочил перепачканный, но сияющий Роберт.
— Мама, ты видела, видела? Она может ходить без парусов и без весел!
Об этой затее молодого Фультона рассказывают многие его биографы.
Откуда этот двенадцатилетний мальчуган выудил идею гребного колеса, которое через двадцать шесть лет с таким успехом он применит на своем пароходе? Знал ли он, что подобное устройство с конским приводом было на некоторых римских судах уже около двух тысяч лет назад? Читал ли он о печальном опыте гениального Дениса Папина за семьдесят лет до этого? Вряд ли попадалась ему и брошюра английского изобретателя Гулля, вышедшая в 1737 году, где говорится о таком же колесе, приводимом в движение паром. Здесь, повидимому, налицо пример замечательной интуиции, которой была так богата натура Фультона.
Ученье у мистера Греббля, между тем, подходило к концу. Почтенный ланкастерский педагог за четыре года полностью исчерпал запас знаний, которые он мог передать своим юным слушателям. Чтение, счет, умение писать с умеренным процентом ошибок, немного географии, а больше всего сведений из закона божьего о чудесах и жизни христовой — об этих вещах мистер Греббль рассказывал так, будто видел их сам.
Образование юных американских граждан гребблевской школы можно было, таким образом, считать законченным. Предполагалось, что запаса знаний, который удержится в их юных головах, вполне достаточно для дальнейшей успешной карьеры среднего американского гражданина.
Но Роберт Фультон никак не укладывался в понятие «среднего». Его способности к механике и рисованию были слишком заметны. Сам он больше склонялся к последнему. Но, увы, для дальнейшего учения нужны были средства, а их-то и не было. Мэри Фультон сделала, что могла — путем величайших усилий и непрерывной тяжелой работы она сумела поставить на ноги всю свою пятерку ребят. Все дети грамотны, все окончили школу. Старшей дочери шел уже восемнадцатый год, младшему Роберту — тринадцатый. Все, кроме Робби, уже находились при деле — в пастухах, в няньках, в рассыльных при лавке. Роберту надо бы еще поучиться. Ах, если бы Мэри еще немного прежней силы и бодрости — хоть бы годика на три! Но силы уже на исходе. Ноги слабеют, от холодной воды болят кисти рук, а сердце иногда колотится так, что в глазах начинают мелькать разноцветные искры.
Роберту страшно хочется уехать в большой город и учиться рисовать «по-настоящему». Но он понимает, что не имеет права мечтать о красивых картинах — он должен хоть немного помочь своей «ма».
Характер человека формируется, главным образом, под влиянием окружающего. Самые глубокие следы оставляют на нем примеры и впечатления детства. И если от своего незадачливого отца Фультон унаследовал стремление к новизне, «жажду к перемене мест», то живой и близкий пример матери укрепил в нем настойчивость, чувство долга и трудолюбие. Можно оказать, что Мэри Фультон создала Роберта не только физически, но и духовно.
Надо было решать — что же дальше.