Фундамент оптимизма

Парадоксально, но факт: Япония, обделенная полезными ископаемыми, не имеющая ни железа, ни нефти, ни других важнейших видов сырья, вырвалась в первую тройку металлургов и химиков.

Итак, научно-техническое «пенкоснимательство»? Да, но не только оно. Разрекламированная на весь свет кухня «японского чуда» держится и на другом старом рецепте — на энергичной модернизации оборудования. В обрабатывающей промышленности, например, оно ежегодно обновлялось на 20 процентов, так что средняя продолжительность жизни у него невелика — каких-нибудь пять-шесть лет. Такое форсированное омоложение машинного парка обходится, естественно, недешево. Что ж, за эту щедрость производство воздает сторицей — монополиям, разумеется.

Можно и далее изыскивать все новые факторы «чуда». В мире идей — открытий и изобретений, которые умело пересаживаются на японскую почву и прекрасно акклиматизируются на ней. Но разве недоступна такая «трансплантация» и всем другим странам благодаря патентным бюро? Да и практикуется она не в одной Японии, так что эта «специфика» японского феномена не столько объясняет его, сколько сама требует объяснений.

Ну а мир вещей? Машин и механизмов, которые отправляются на пенсию раньше, чем обычно, чтобы уступить место новым, более совершенным? Это тоже общеизвестное средство повысить эффективность; если же оно характерно прежде всего для Японии, то опять-таки почему? Быть может, более глубокие корни явления, его первичные, а не вторичные причины скрываются в мире людей, а не идей и вещей?

Многое приписывалось японскому национальному характеру. Трудолюбию, инициативности, дисциплинированности, терпеливости и другим важным качествам, способствующим успехам народа в созидательной работе. Все это так. И бесспорно, играло свою роль. Но ведь тот же этнопсихологический комплекс отличал японцев и 30 лет назад! Когда они делали гнущиеся велосипеды типа «земля — небо» и килограммами отвешивали хронометры своих марок любителям побрякушек-сувениров…

Тогда, быть может, наши современники сделаны совсем из другого теста? Обладают какими-то особыми талантами, которые появились вместе с новыми поколениями?

Такое предположение категорически отверг американский политэконом Д. Гелбрэйт. И выдвинул свое: «Подлинное достижение современной науки и техники состоит в том, что знания самых обыкновенных людей, имеющих узкую и глубокую подготовку, в рамках и с помощью соответствующей организации объединяются со знаниями других специально подготовленных, но таких же рядовых людей».

Организация труда… И не простая, а научная — НОТ. А управление? Оно тоже приняло на вооружение научные методы и технические достижения последних десятилетий. Особое значение здесь имело внедрение электронно-вычислительных машин. Конечно, онаучивание и технизация организации и управления не что иное, как вторжение в прежний мир людей нового мира идей и вещей. Но этому пополнению сопутствовало и другое — психологизации и социологизация подходов к организации и управлению, что предполагает учет индивидуальных особенностей работников, тщательный анализ взаимоотношений между личностью и коллективом.

Буржуазные исследователи заговорили на все лады об эре «гуманизации», сменившей эпоху «техницизма» в подходах к проблемам производства, его роста и развития (подлинную ценность этой фразы мы еще успеем установить).

Советский журналист Б. Чехонин, который с 1962 по 1967 год был собственным корреспондентом «Известий» в Токио, в своей книге «Многоликая Япония» отдает должное японским бизнесменам: им больше, чем западноевропейским, свойственно острое чувство нового. Их хищная зоркость позволяет им выявлять даже слабые ростки того, что сулит впоследствии сверхприбыль. Снимая сливки научно-технической революции, они заимствовали и усовершенствованные методы организации и управления.

«Если говорить в целом о наиболее ярко проявившихся в мире японского бизнеса тенденциях, — пишет Б. Чехонин, — то к числу их наряду с искусством принятия стратегических решений принадлежит также пристальный интерес к промышленной психологии, умению улучшать „коммуникабельность“ между людьми на предприятиях». Не здесь ли кроется один из главных секретов «японского чуда»? Разумеется, дело не только в научной организации труда, но и в его автоматизации.

Что касается «компьютеризации», то здесь Япония вроде бы и не очень преуспела. К 1970 году она имела около 6 тысяч ЭВМ — чуть больше, чем Англия (5 с лишним тысяч), меньше, чем ФРГ (около 6,5 тысячи), и гораздо меньше, чем США (70 тысяч). Впрочем, эффективность их использования определялась не только количеством и качеством машин. Здесь тоже важна организация труда — умение соединить их в системы автоматов и направить их интеллектуальную мощь на важнейшие фронты экономики.

Счетно-решающие устройства преобразили индустрию и транспорт Японии.