Фундамент оптимизма

Когда же роботы заменят людей в производственной деятельности, эксплуатация человека человеком якобы исчезнет — она-де сменится эксплуатацией машины человеком. Антагонизм испарится — воцарится социальная гармония: ведь работниками будут только автоматы! Разве что «кибернетические рабы» составят некий новый класс. Но опасаться, что у них появится свой Спартак, на сей раз электронный, не стоит: программисты должны позаботиться об этом.

Ну и, наконец, гигантский искусственный мозг обеспечит этой новой цивилизации — «роботовладельческой» — всеобщее благоденствие и вечное процветание.

«Идея непротиворечивого и бесконфликтного „общества изобилия“ потерпела крах, — этот вывод убедительно аргументирован в сборнике „Человек — наука — техника“ (1973 год), дающем марксистский анализ научно-технической революции. — Сама практика показала, что накопление товаров, богатства, усовершенствование техники быта при существовании частной собственности, классовых привилегий и власти капитала отнюдь не ведет к ликвидации имущественного неравенства; недовольство широких слоев населения в „обществе потребления“ вызывается и неудовлетворенностью материальным уровнем жизни».

Что касается автоматизации, то она не только решает проблемы, но и ставит их. Ставит, естественно, перед наукой. Однако прогресс науки тоже не только решает проблемы, но и ставит их!

Да, древо знаний обладает замечательной способностью саморазвития, и оно сулит человечеству непредсказуемые чудо-плоды, которые обещают новые революционные сдвиги.

Но для такого саморазвития, как и для развития вообще, нужен благоприятный социальный климат, нужна благодатная почва. И дать все это в полной мере способно именно плановое общество, сколь парадоксальным ни казалось бы соседство понятий «плановость» и «изобретение» или «открытие».

Открытия вроде бы потому и называются так, что они результаты «езды в незнаемое» — находки, нечто неожиданное, порой совершенно непредвидимое, даже в самых общих чертах. Но ведь они рождаются не сами по себе. Они делаются людьми. И в подавляющем большинстве своем не любителями, а профессионалами. Теми, имя кому легион; ведь их миллионы — ученых, инженеров, техников. А работают они в тысячах различных учреждений и предприятий. Это самое настоящее производство, причем не какое-нибудь там кустарное, цеховое или мануфактурное, а, так сказать, машинно-фабричное. И если промышленность еще только начинает онаучиваться, то оно уже высокоиндустриализовано: счетно-решающие устройства, ускорители, ядерные реакторы, электронные микроскопы, научно-исследовательские корабли, ракеты, спутники, межпланетные станции… Капиталовложения в эту народнохозяйственную отрасль уже измеряются астрономическими величинами и продолжают увеличиваться, причем растут быстрее, чем во многих иных сферах человеческой деятельности.

Ясно, что если понимать науку — непосредственную производительную силу общества — не только как результат (собрание открытий и изобретений), но и как процесс (получение новых знаний), то и здесь речь должна идти о тщательной организации этого производства, непрерывно растущего, причем непрестанно изменяющегося — и количественно и качественно.

Чтобы всегда быть максимально эффективным, оно не может полагаться на самотек, сколь бы ни были велики упования на саморазвитие древа знаний. И здесь не обойтись без планового подхода. Но одно дело, когда такое планирование ведется келейно, внутри каждой фирмы, зачастую тайком, с неизбежным дублированием в условиях конкуренции между монополиями и боязни научно-технического шпионажа. Другое дело, когда оно осуществляется для всей страны в целом, когда творческие усилия исследователей координируются в общегосударственных и даже международных масштабах.

И не исключено, что эта разница между социалистической и капиталистической системами скажется в ближайшие десятилетия.

Но прежде чем говорить о том, каковы возможности того или иного общества, давайте проследим становление науки как производительной силы от самого ее возникновения. Мы убедимся, что сколь бы значительное влияние на общество ни оказывала наука, ее возможности в конечном счете определяются тем положением, которое она занимает в обществе.

Могучая и… бессильная

Казалось, на веки вечные вознес к небесам свою огненную корону Фаросский маяк. Воздвигнутый в III веке до н. э., столетиями нес он службу светоча, помогая ориентироваться средиземноморским «кибернетес», как называли кормчих древние греки. Но время взяло свое. Еще 700 лет назад от некогда величественного сооружения сохранилась лишь нижняя часть, поднимавшаяся не более чем на 30 метров.