Фундамент оптимизма

Второе. Введение комплексной автоматизации научно регулируется в масштабах всего народного хозяйства, а не только в рамках отдельных его предприятий и их объединений. Препоручая машинам производственные функции людей, общество может сокращать не численность занятого населения, а продолжительность рабочего дня — опять-таки в общегосударственных масштабах.

При капитализме, даже в условиях «экономического чуда», автоматы вытесняют людей, которые пополняют армию безработных. Те же, кто остается до поры до времени в штате учреждения или предприятия, подвергаются усиленной эксплуатации. И вынуждены соглашаться на это, памятуя, что за спиной всегда стоят претенденты на их место.

Третье. Выпуск изделий, его сроки, объем продукции и ее ассортимент по всем видам и сериям заранее определяется дальновидным планированием в общенациональных масштабах, а не игрой рынка, не раз приводившей капиталистические страны к кризисам перепроизводства — к затовариванию складов, уничтожению продукции, к массовым банкротствам и локаутам.

Значение общегосударственного планирования, осуществленного впервые в СССР, поняли даже апологеты капитализма, немыслимого без рыночной стихии. Американский политэконом Д. Гелбрэйт отвергает догмат веры коллег, провозглашающий рынок «надежным и вечным регулятором общественного производства».

Еще в начале нашего века В. Ленин сделал вывод, что современные тресты порождают аппарат учета, контроля, регулирования экономики. Однако, подчеркивал он, полной планомерности они, конечно, не давали, не дают и не могут дать.

Академик Н. Иноземцев, доктор экономических наук С. Меньшиков, член-корреспондент АН СССР А. Милейковский в предисловии к книге Д. Гелбрэйта «Новое индустриальное общество» доказывают, что объединение трестов и концернов, даже сращивание корпораций с государством, отнюдь не ликвидирует рыночную стихию. Оно лишь порождает новые формы монополистической конкуренции, где еще ярче проступают старые противоречия империализма, его загнивание.

— Носителями тенденции к плановости Д. Гелбрэйт считает крупные корпорации. В книге «Новое индустриальное общество» (1967 год) он аттестовал их как высшее выражение прогресса в области экономической организации. Однако в последнее время уже не восторгается ими, как прежде. Критикует их как источники экономической неустойчивости и инфляции в период кризиса, — рассказывает заместитель председателя Госплана СССР Н. Лебединский, принимавший Д. Гелбрэйта в Москве, куда тот приезжал в 1975 году ознакомиться с опытом Госплана.

Столь же утопичны прогнозы американского футуролога Г. Кана, будто XXI столетие станет «веком Японии», ибо, дескать, «японский образец» обеспечил себе победу, продемонстрировав «великолепное управление экономикой». Кстати, сам же Кан не отрицает, что японское издание капитализма по-прежнему основано на конкуренции, по-прежнему ориентировано на рынок, который, как свидетельствует Д. Гелбрэйт, нельзя считать «надежным и вечным регулятором общественного производства».

Итак, эволюционное превращение капитализма в некое «новое индустриальное общество», заимствующее всеобъемлющую плановость и другие преимущества социалистической системы, но сохраняющее саму основу империалистической экономики и политики, — не более как очередной миф буржуазной пропаганды.

Без социалистической революции нынешняя научно-техническая революция не сможет перерасти в производственную. Об этом говорит весь ход истории научно-технического прогресса. Но буржуазные социологи упрямствуют: исторические параллели опасны! Человечество вступило в качественно новый период своего развития! Нынешний переворот с его головокружительными темпами изменения — нечто беспрецедентное, и старые мерки к нему неприложимы. Разве не отличается он в принципе от всех предшествовавших ему? Начать хотя бы с того, что революция эта не просто техническая, как все предыдущие, а научно-техническая. Наука впервые переместилась из арьергарда в авангард прогресса, она идет впереди техники, стала непосредственной производительной силой. Преобразуя мир вещей, она вторгается и в мир людей, человеческих отношений. Вспомнить хотя бы онаучивание организации и управления! Разве оно не противопоставляет разум стихии?!

Особо радужные надежды возлагают буржуазные утописты от социологии на пресловутую «технократизацию» общества. Дескать, фактическая власть в корпорациях бесповоротно переходит от личности к коллективу, но единоначалие сменяется не просто коллегиальностью, а такой, где главную роль все чаще играют ученые и инженеры. И, мол, рано или поздно такой вот «коллективный разум», усиленный мощью электронного мозга, станет верховодить и во всем «индустриальном обществе», перестраивая всю капиталистическую систему на рациональных началах.