Фунгус [litres]

На землю уже давно спустилась ночь, когда Кривой и остальные грибы вошли в кауну. Все тело Коротыша покрывали ссадины, царапины, трещины и шрамы, но он разбрызгивал вокруг себя споры счастья и, казалось, светился изнутри особым восторженным и немеркнущим светом: грибы спасли ему жизнь. Итог первого дня его жизни в отрыве от корней был таков: судьба отдала его во власть сумасшедшего пьяницы, который поджег ему веки и бросил в страшную яму. Но самое главное, важнее всего прочего, заключалось в другом: Кривой спас ему жизнь, а остальные грибы помогли.

Хик-Хик уже почти заснул и с трудом разлепил глаза, а потому не заметил, как изменился маленький гриб, какая радость светилась в его глазках, которые сейчас напоминали два золотых солнышка. Человек видел только то, что Коротыш входит в пещеру вместе с остальными. Пару раз пукнул под одеялами и проворчал:

– Куда ты, черт возьми, запропастился? – И прежде, чем укутаться поплотнее, добавил: – Завтра нас ждет исторический день: мир станет свидетелем первой главы всемирной революции. А сейчас не мешайте мне спать, чертовы мухоморы.

* * *

Власть. Теперь у Хик-Хика была цель. О да! Революция. Какую жизнь вел он до сих пор? Болтался туда-сюда между грязными трактирами и публичными домами, а в промежутках оказывался в полицейских участках, где его избивали. «Хи-хик! Хи-хик!» – издевательски верещал он под градом ударов. Бедняга влачил убогое существование: ему оставалось только прятаться или насмехаться над власть имущими. Но теперь в его услужении были четыре товарища. Когда Хик-Хик шагал по узенькой горной тропке в сопровождении могучих грибов, его обуяло чувство, которое ему не доводилось испытывать никогда раньше. Может быть, именно так чувствуют себя властители мира, неприступные, безнаказанные и надменные. Он даже разогнул спину, хотя обычно сутулился. Но чего-то ему не хватало.

Оружие. Ему нужно оружие. Он был уверен, что Власть, поставленная на службу Революции, должна найти свое выражение в зажатом в руке прикладе. Хик-Хик вспомнил о великолепном карлистском револьвере – шестизарядном лефоше, который он по глупости бросил в остале Касиана. Впрочем, это дело поправимое. Надо заглянуть туда и забрать оружие. Поэтому наш революционер в сопровождении четырех грибов направился к постоялому двору. Но на последнем повороте тропинки маленький отряд внезапно услышал музыку.

И тут Хик-Хик понял, что зима кончилась. С наступлением весны пурпуры возобновляли свои тайные вылазки и останавливались на ночлег в остале Касиана. До него отчетливо доносились хриплые голоса, а также звуки губных гармошек и колесных лир. Он замер в нерешительности с полуоткрытым ртом, разглядывая камушки на тропинке и переминаясь с ноги на ногу. И наконец решил, что присутствие пурпуров не только не было препятствием, но и открывало новые возможности.

– Товарищ Кривой, сейчас я войду в дом, а вы пока оставайтесь во дворе. Если этих людей не предупредить заранее, ваш вид может вызвать некоторое идеологическое недопонимание, – объяснил он. – Подождите здесь и не теряйте времени напрасно: начните братский диспут о сути анархического коммунизма.

Грибы не собирались вести разговор ни о Кропоткине, ни о Сен-Симоне, но послушались хозяина и остались на краю леса. Несмотря на это, Хик-Хик ощутил их тоску, как будто в воздухе разлилось особенное, неведомое людям нетерпение – ожидание исчезнувшего хозяина было для них невыносимо. Чудовища не могли долго без него обходиться. Надо было поспешить.

Осталь в самом деле был полон. Пурпуры пили винкауд, развешивали на веревке мокрые носки и растирали себе ступни, усевшись напротив огня. Первым делом Хик-Хик подумал о Майлис: он видел перед собой насильников, которые жестоко над ней надругались. Он, конечно, тоже не был образцом добродетели, но эти мерзавцы обидели Майлис! Жгучая ненависть вскипела в груди нашего героя, и все-таки он строго сказал себе: «Я служу Идеалу и не могу предать его из-за личных интересов и страстей». Несколько пурпуров играли на своих странных музыкальных инструментах – лирах, внутри которых вращалось колесо, мандолинах, обтянутых кожей, другие сопровождали мелодию звоном коровьих колокольчиков, издававших неожиданно грустные звуки. Трое пурпуров потряхивали колпаками, набитыми мелким гравием: тр-р-р, тр-р-р, тр-р-р. Отдаваясь беспредельной грусти, они пели о давно ушедшей жизни, о потерянном мире, по которому тосковали, не задумываясь о том, что – о, парадокс! – этого мира никогда не существовало на свете.

Хик-Хик направился к стойке, как раньше, когда разносил посетителям еду и вино, но сейчас у него была иная цель: он искал лефоше. Револьвер так и лежал на своем месте, на бочонке, прикрытый грязной тряпкой, а рядом стояли две картонные коробочки. Хик-Хик приоткрыл одну из них: внутри лежали патроны, уложенные в образцовом порядке: двадцать один маленький цилиндр. Он зарядил револьвер шестью патронами, поднял вверх и выстрелил в потолок. Бр-рум! Головы пурпуров испуганно втянулись в плечи.