Фунгус [litres]

Приказав Кривому следить за тем, чтобы никто не заступал за изгородь, он имел в виду нападающих снаружи и не собирался запрещать людям выходить за ее пределы. Скорее всего, одноглазый фунгус его не понял, а Альбан по какой-то неизвестной причине пересек условную границу. Монстры не ели людей, точнее, они вообще ничего не ели, и неизвестно, что пришло в голову этому окончательно сбитому с толку фунгусу. Поведение Альбана, нарушившего границу – не важно, что тот выходил изнутри, – не укладывалось в инструкции, полученные от хозяина. Растерзав и проглотив мальчика, а потом войдя вместе с телом жертвы внутрь дома, Кривой до некоторой степени восстанавливал порядок, который ему поручили поддерживать: ребенок, пусть и мертвый, снова оказался в пределах изгороди.

Альбан мертв! Самый нежный и беззащитный малыш на свете! Хик-Хик вытащил из-за пояса лефоше и приставил дуло к голове Кривого.

Он принял решение выстрелить, фунгусы ощутили его намерение, и прежде, чем палец Хик-Хика нажал на курок, сотня чудовищ набилась в осталь, и сотни тысяч спор засверкали в воздухе. Человек, в свою очередь, ощутил тревогу монстров. Он собирался убить Кривого, первого из фунгусов, того самого, который возглавил контратаку во время Великой битвы и спас их всех.

Теперь фунгусы заполняли пространство внутри дома и вокруг него; они заглядывали через окна – дюжины, нет, сотни желтых глаз смотрели, не мигая, на руку, сжимавшую револьвер. Коротыш испускал больше спор, чем все остальные; рот монстрика был приоткрыт, конечности нервно подрагивали. Его толстые веки лихорадочно открывались и смыкались. Он смотрел то на Хик-Хика, то на дуло револьвера с беззвучной мольбой: не делай этого, не делай. А вот и сделает. На то он и Хик-Хик! Он обладает Властью и может творить все, что ему заблагорассудится, тем более этот безмозглый фунгус убил Альбана – самого невинного малыша на свете! И к тому же сына Майлис.

В ярости Хик-Хик покрепче прижал дуло пистолета к голове Кривого, который никак не реагировал на происходящее. В воздухе раздалось странное жужжание, словно вдруг где-то откуда ни возьмись появился пчелиный рой. Это был не просто звук, а нечто большее: воздух содрогался, в нем висела глухая тревожная тишина. В эту минуту все фунгусы собрались вокруг осталя, словно стая голубей, слетевшихся на корку хлеба. Наполнившие воздух споры, гуденье растревоженного улья говорили Хик-Хику: «Не делай этого». Он ощущал их приказ так же отчетливо, словно читал эти слова в заголовке газеты. Лысая Гусыня замахала крыльями. Ей стало страшно.

Хик-Хик хотел казнить Кривого. И не ради справедливости, а в порыве чувства более сильного: непреодолимого желания выместить свою злобу. Однако он не выстрелил. Почему? Потому что не смог. Не сумел. Они не дали ему это сделать. Они не позволили.

Хик-Хик не выстрелил. И опустил револьвер.

Напряжение спало. Споры, летавшие в воздухе, медленно опустились на пол, как стружка в столярной мастерской. Фунгусы моментально успокоились, словно погрузились в сон.

– Однажды ты спас меня от медведя, – сказал Хик-Хик Кривому. – Теперь мы квиты.

Однако фунгусы умели читать его душу и, несмотря на слова повелителя, знали, что он не выстрелит, хотя и желает это сделать. Дабы как-то скрыть свою слабость и не уронить авторитет, Хик-Хик обратился к Кривому с такой речью:

– Ты не выполнил мой приказ, чертов фунгус, и смерть была бы для тебя слишком легким наказанием. Нет, ты не сойдешь с этого места и будешь смотреть на угасающий огонь. И проведешь так много-много дней, размышляя о содеянном, подлый урод, пока в один прекрасный день, когда ты будешь ожидать этого меньше всего, я снова не переступлю этот порог и не спрошу у тебя, как мог ты совершить подобную низость. Тебя ждет суд. И я вынесу приговор.

С этими словами Хик-Хик вышел из осталя, фунгусы молча последовали за ним. Казалось, напряжение спало и ему удалось утвердить свою власть над чудовищами. Однако это была не победа. Он прекрасно знал, что потерпел поражение.

В тот день Хик-Хик получил крайне неприятный урок. Суть его была такова: даже абсолютная власть никогда не бывает абсолютной. Отныне перед ним стоял неразрешимый вопрос: если он не при делах, кто же командует на самом деле?

Бедняга добрался до своей кауны, и его взяла такая тоска, какой он не припоминал. Он потерял не только Кривого, своего первого и лучшего фунгуса, но и авторитет тирана, умеющего подмять под себя окружающих. Глядя на толпящиеся со всех сторон грибные рожи, Хик-Хик чувствовал, что больше не сможет ими командовать, что связь между ним и чудовищами, основанная на беспрекословном подчинении, ослабела, словно размокшая бечевка. Но даже не эта потеря была самой страшной: он навсегда потерял Майлис. Завтра она вернется, но как рассказать о случившемся, глядя ей в глаза? Вся Власть этого мира ничем ему не поможет, когда она поднимет перед его лицом свой указательный палец и спросит: «Что ты сделал с моим сыном?»