Функция: вы

Ее правая рука была перевязана полотенцами. На виске кровоточило месиво из волос и стекла. Но все это я увидел потом, сидя на диване, пока Куница напряженно, сантиметр за сантиметром, возвращала ее телу призрачную целостность. А там, на пороге, лишь различив смутную тень, я шагнул внутрь и крепко обнял ее, и, черт возьми, это было так больно, что даже хорошо.

– Через сколько Мару будет?

– Сейчас уже пойдем.

Стоя перед диваном на коленях, Куница разворачивала окровавленные полотенца. На последнем, намертво прилипшем, Ариадна отдернула руку.

– Больно? – вздрогнула Куница.

– Нет, – молвила она. – Я ничего не чувствую.

– Но ты дернулась так, будто больно…

– Я ничего не чувствую, – повторила Ариадна, глядя перед собой.

Зато я чувствовал. Это было адски больно, и потому у меня не осталось сил возразить. Ничего, думал я в ступоре, близком к окоченению. Главное, что она рядом. Мы вернемся домой и все решим.

Наскоро пересобрав нас, Куница поднялась, чтобы снова позвонить Мару. Ариадна внимательно следила за ее рассеянным блужданием по комнате.

– Странно, что Дедал сказал вам, где я.

– Еще страннее, что я не говорил тебе о Дедале.

Она осмотрела меня, как обычно делала, когда я не замечал простейших закономерностей:

– Как преемник Минотавра…

– Я пошутил.

Ариадна опустила взгляд на мою руку. Потому что я держал ее руку. Потому что, по правде, я сжимал ее все время, пока мы сидели, и так крепко, что сам уже не чувствовал в обе стороны.

– Кажется… Я не смогу идти сама.

– Все хорошо. Я помогу. Все будет хорошо.

– Прости, – сказала Ариадна в последний раз.

И я, еще не зная об этом, улыбнулся.

* * *

Мы гнали на запредельной скорости, и не зря. Через пять минут в сторону отеля пролетело две полицейские машины. Куница хмыкнула. Я сбился с рассказа. Погруженный в мысли Мару сказал:

– Нехорошо.

Куница развернулась, провожая полицейских взглядом, мельком улыбнулась мне:

– Есть немного. И Оле совсем не понравится. Но главное, что дело не в никах. Возможно, они по-прежнему крутятся вокруг девчонки. Или крадут искру эс-эйтовцев, почему нет.

– Мы опять ни с чем.

– Не скажи. Теперь, когда все в сборе, Оля станет Минотавром, откроет первую попавшуюся дверь, и…

Мару ее не слушал. Взглянув на нас в зеркало заднего вида, спросил:

– Что именно ты не помнишь?

– Много чего, – ответила Ариадна. – Все фрагментами. Но когда пытаюсь сосредоточиться на них, перестаю помнить остальное.

– И ты не могла идти самостоятельно? – Он явно к чему-то клонил.

Куница тоже почуяла это, погладила Мару по плечу:

– Родной, у них шок. Возможно, Хольд был прав. Он вообще тебе об этом не рассказывал?

– Нет.

– Ты был бы против, – пробормотал я.

Мару поймал в зеркале мой взгляд:

– Да неужели?

Я вздохнул.

– Это же Хольд. Мне тоже рассказал не он, а Мерит Кречет.

Мару молча вернулся к дороге. Куница обернулась к нам.

– Я поковыряюсь в тебе, дорогая? Разумеется, после отката, сейчас это было бы по-живодерски. И нужно взять пару анализов. Займемся этим, как приедем? – Куница вернулась к Мару. – Пока Оля не спалила.

Он по-прежнему молчал. Она вздохнула:

– Что ты какая бука? Это и твоя заслуга тоже. Если Хольд был прав, какая разница…

И Мару резко дал по тормозам.

Нас с Ариадной швырнуло в передние кресла. Это было бы больно, если бы на нас еще оставались живые места. Я выпрямился, держась за голову. В недоуменной тишине дворники размывали по стеклу аварийные огни эвакуатора. Обнесенный дорожными знаками, метрах в пятидесяти от нас он грузил на платформу разбитый Ариадной автомобиль.

– Я долго терпел. – Мару по-прежнему сжимал руль. – Но это слишком далеко зашло. Мне невыносимо жаль, правда, я многое бы отдал, чтобы все исправить. Но чтобы у нас был хоть какой-то шанс, ты должна рассказать правду. Именно ты. Так будет честно по отношению ко всем.

Я недоуменно посмотрел на Куницу. Та распустила ремень безопасности:

– Не совсем понимаю, о чем речь…

– Я говорю с Ариадной.

Оранжевый свет аварийников раскатывался по салону волнами, высвечивая фактуру передних кресел и ее спокойный профиль между ними.

– Расскажи, что произошло в ночь с пятницы на субботу, – попросил Мару. – Где ты была, когда на Минотавра напали.

– Я была у Дедала, – послушно ответила Ариадна. – Разве Мерит Кречет не рассказала ему?

– Как видишь, она рассказала ему кое-что другое.

Я смотрел на Ариадну. А она смотрела на свет. И ему, не мне, она сказала:

– Моя контрфункция умерла.

Я не понял. Даже не попытался. Так что Куница переспросила за двоих:

– Что? – И повторила: – Что? – И, кажется: – Ты-то откуда знаешь?!

Впрочем, последний вопрос, как и ответ Мару, и много других вещей, что мы наговорили друг другу, я расслышал значительно позже. Где-то между тем, как Ариадна назвала имя своей контрфункции, которое я слышал кучу раз, – и тем, как пульс ее снова стал голосом из медицинской коробки. А в хронологическом порядке все было как-то так:

– Ты-то откуда знаешь?!

– Ты тоже знаешь.

– Как? – Куница заметалась взглядом по салону. – Чего?

– Охра-Дей Обержин, – сказала Ариадна. – Моя контрфункция.

– Ого, – сказал я.

И вышел из машины.