– Чаще она просто сидела. Разговаривала сама с собой. Но иногда все же вставала и спотыкалась о железные кровати. Такой это был звук… Ужас. Но она никогда, представь, никогда не выходила из палаты, несмотря на открытую дверь. Потому что туда было нельзя. Как она понимала это? Как она во сне все равно контролировала себя? И почему ее огромная сила духа в итоге ни на что не повлияла? Даже сейчас, зная, что наши шансы были неравны, я не могу отделаться от мысли, что я проскочила вперед нее, без очереди… В этот свет, в открытую дверь, куда она так и не вышла. Я просто… как мама теперь… выжила вместо кого-то…
– Крис… пожалуйста…
– Ты ведь ее брат?
Я моргнул. И понял, что попал. И попытался вспомнить, где в череде вранья, что каждый раз шло нам во благо (убеждал себя я), – где конкретно я оступился. Я точно не говорил с ней о больнице. А Криста не могла меня там помнить, даже косвенно, даже именем, оброненным Габриэль в ее ночных разговорах с собой (со мной). Дедал все подчистил, о себе прошлом помнил только я. Выходило, Криста все это просто… придумала? Подобрала по подобию, как слово в кроссворде, чтобы заполнить возникшую в памяти пустоту?
– С чего вдруг такие предположения? – попытался отшутиться я. – Дело в парных именах?
– И в одинаковых крестиках. – Криста медленно развернулась. – Только я не говорила, как ее звали.
Вот так моя не то чтобы тщательная, но все же устойчивая к проверкам легенда с неспокойными жаркими странами и эксцентричным приемным отцом развалилась из-за сиюминутной тупости. Затем я подумал: нет. Подумал:
Так что я вздохнул:
– Да. Габи – моя сестра.
Она молчала так долго, что я стал различать за стенами голоса.
– А ваш приемный отец…
– Он не имеет к этому отношения.
– Тогда как именно мы встретились? – Криста дернулась ко мне. – Ты же… ты младше меня!.. Ты не мог все сделать сам! Но тогда как… я не понимаю…
– Это совпадение.
Она споткнулась.
– Как и остальные двадцать встреч?
Ух ты, только и подумал я. Она тоже их считала.
– Миш! – зазвенело в полутьме. – Расскажи мне. Что происходит?
– Клянусь, – ответил я. – Это совпадение. Стечение обстоятельств.
– Обстоятельств? И твоя сестра, и ты –
Я упрямо стоял на своем. Я вообще не понимал, о чем она думает.
– Да о том, – вскрикнула Криста, – что я тоже ничего не понимаю! То есть раньше, может, и понимала! Между одиннадцатой и пятнадцатой! Когда наши отношения начали обретать какой-то смысл! Но…
– Наши отношения всегда имели смысл.
– Я тоже так думала! Пока не появилась Ариадна, и вы… мы с тобой!..
– Да при чем здесь Ариадна?! Почему ты все время о ней говоришь?!
– Разве вы не вместе?!
– Ну да, вместе, но…
Тут до меня наконец дошло, что значило слово
Мне следовало охнуть, изумиться. Завести песню старую, как мир. Это не то, что ты подумала (дело не в тебе), Ариадна
– Господи.
Потому что Ариадна здесь была ни при чем.
Откровенно говоря (кристально чистым задним умом понял я), только полный придурок мог столько времени не замечать очевидного. Долгих взглядов. Странных вопросов. Неслучайных прикосновений. Не понимать, что, спрашивая обо мне с Ариадной, на самом деле Криста спрашивала о нас с ней. Нас! Тех самых, что на лавочках выскребали через плюсик.
– Крис. Господи. Мы…
– Замолчи…
– Прости. Я даже не думал. Правда, я не…
– Хватит!
За спиной распахнулись двери. В зал вкатилась широкая полоса коридорного света, рассеивая зимнее утро и мой последний шанс что-то объяснить. Вместе с ним по полу растянулись две тени.
– При всем уважении, это частная территория. Здесь нельзя находиться без сопровождения.
Щелкнул выключатель. Вспыхнул верхний свет. И оказалось, что передо мной стояла совсем не та девушка, что я привел сюда. Как и она, щурясь сквозь мокрые ресницы, не узнавала человека, чьей помощи желала еще в пятницу. Мы оба их придумали.
– Госпожа Гёте, – молвил Лак Бернкастель.
Криста вздрогнула.
– Она не Гёте, – фыркнула Эдлена Скрижальских.
– О, – вежливо удивился советник госпожи-старшего-председателя. – В любом случае позвольте сопроводить вас на выход.
– Не надо. Я сейчас… сама. Извините.
Криста обошла меня по широкому кругу, не глядя. Она не хотела. Я не смел. Мне вдруг открылось, что, только ничего не делая, я мог защитить ее от того, каким был идиотом.
– Связь между ними, – начала Эдлена Скрижальских, когда она ушла. – Вы видели?
– В метафорическом смысле, – ответил Лак Бернкастель.
Энтропы стояли в дверях и рассматривали меня, как угодившее в капкан животное.
– Дочь Романа Гёте – контрфункция.
– Это ни на что не влияет.
Эдлена Скрижальских фыркнула.
– Он отмечен наблюдательными советами, она – Дедалом. Это больше, чем пассионарность во втором колене, Бернкастель. Подучите предпочтения вашего дражайшего председателя.