– …Или декомпозитор, получивший имущественное право создателя. Верно. Но ваш предшественник искал способ сделать это в обход имущественного права. Хотел ли он взаправду претворить идею в жизнь или пополнить ряд теоретических сверхмер, имеющихся в распоряжении лабиринта? Вот что нам хотелось понять. Потому я позволила себе немного подыграть ему. Ибо нет лучшего способа найти предел человеческих возможностей, чем внушить уверенность в собственной правоте.
– Вы сказали Стефану, что атрибут можно уничтожить? – пораженно пробормотал я.
– Вы обманули его, – молвила Ариадна так, будто слышала это впервые. Будто они не были дубль-функцией. Будто она не знала того, что знал он.
– Лишь намекнула, – возразила госпожа-старший-председатель, – что даже мне неведомо всё в мире. Это истинно. Как и то, что маркер Минотавра открыл бы ему доступ к знаниям, недоступным большинству живущих. Минотавр… удивительнейший элемент системы… Им может быть кто угодно. Человек. Энтроп. Синтроп. Это единственная функция, что может влиять на Дедала. И не раз… влияла… коль скоро я говорю не с ним… Но исход вы знаете. Вместе с именем господин предшественник отказался от притязаний на невозможное. И вот вы здесь. И речь снова об искрах.
Я ткнулся в бокал, заставил себя сделать глоток.
– Я не возлагаю на него ответственности большей, чем ответственно отдельное существо за совершенство системы. Последствия – не одиночные события и не груз личного выбора; это неконтролируемые подводные течения в океане времени, из которого мы вышли и в который уйдем. Человеческому взору доступна лишь поверхностная рябь, но миллиардам и она кажется полноводной жизнью. Как функции Дедала вы видите яснее. Но перед моими глазами мир всегда предстает в полуденном свете, и лучи его пронзают до самого дна. Я вижу: то, что случилось восемь лет назад, началось давным-давно, и там, в глубине, ни на миг не прекращалось. Ваш предшественник мог достичь многого, но и его падение – не менее прекрасный виток. Крест, что он поставил на собственной оптимизации, для вас стал перекрестком открытых дорог. Он создал текущее мгновение, нашу встречу… ваши возможности… Не убоюсь преувеличения. Он создал вас обоих.
Я оторвался от воды, прочистил горло.
– Вы сказали… – начал, чувствуя Ариаднин взгляд. Голос просел. Я начал еще раз. – У вас тоже есть искра?
Госпожа-старший-председатель кивнула:
– Дедал даровал ее нам в сорок восьмом. Он не препятствовал идее явить себя избранным политическим домам, однако сам не собирался присоединяться к коллегии – тогда еще только задуманной. Искра стала его опосредованным вкладом в переговоры с человечеством.
– Но теперь вы не используете ее? Раз вам нужны наши?
– Отнюдь. Ни на день не прекращали. Еще воды, преемник?
– Я не… Нет. Спасибо.
Я отставил бокал на край стола. Мне стоило начать привыкать к этому слову, как ко всему прочему, вместо Ариадны.
– В сорок восьмом мы не могли прийти с пустыми руками лишь потому, что устали от ваших разрушительных деяний. У нас был проект. Искра стала его движущей силой, ядром; оттого в старшем совете ее знают как ядро-тау. С ней мы дали вам то, чего после войны ни у кого не было. Планы на будущее и дешевое чистое топливо.
– Топливо? – откликнулась Ариадна. – Вы получали топливо с помощью искры?
– И получаем его по сей день.
– Как именно?
Госпожа-старший-председатель посмотрела на гобелены. Блуждающий свет лавовых колонн оживлял тени на них, превращая в сюжеты.
– Декомпозиция – предикат бога, и да простят господа заседающие мою старомодную патетику. Искра может разложить любую вещь до простейшего уровня, структуры, атома – идеи, если вам угодно, – но вся полнота ее раскрывается во взаимодействии с живым. Только представьте, что можно разъять плоть, не убивая в ней жизни, – до клеточных ядер, до связей между атомами, сохранив электрическую активность клеток и мозга… то есть…
– Сознание… – прошептал я.
– Сознание… – вторила функция, – …наименьшая часть. К тому же боль, столь встревожившая вас, без рецепторов, как и все прочие физиологические реакции, останется в недифференцированном состоянии. Речь об электрической активности. О процессах феноменальной мощности, именуемых жизнью. Цифры могут показаться незначительными в пересчете на макрореалии, но только потому, что человек не понимает, как использовать жизнь и разум в качестве энергетического ресурса. Искра позволяет их отделить, вычерпнуть из декомпозированной плоти и перераспределить по нужным каналам.
У меня руки закололо от мурашек, едва я повторил ее слова про себя. Декомпозиция живого существа… Это могло стать орудием изощренного убийства.
– Мысль – орудие убийства, преемник.
Я вздрогнул. А госпожа-старший-председатель продолжила:
– В мире, стремящемся к распаду и разрушению, где виды усложняются, чтобы неизбежно умереть, декомпозиция – наш уникальный шанс скорректировать изъяны самых фундаментальных структур. Не сегодня. Но однажды.
– Как вы собираете все обратно? – спросила Ариадна. – Физически.
– Мы не собираем. В этом нет необходимости. Сырья для ядра-тау хватит на долгие годы.