Фунт плоти

Картер замер, уткнувшись подбородком в ее мягкую, гладкую кожу. Его губы шевельнулись, но он не представлял, какими словами ответить ей. Он снова навис над ней, упираясь локтями в матрас.

– Кэт, – наконец прошептал он, наклоняясь к ней. Он ждал, когда она откроет глаза. – Ты здесь. Рядом со мной. – Картер слегка нажал пальцем на ее щеку и смотрел, как та розовеет. – Все остальное не имеет значения.

Влечение к нему, которое ясно читалось в ее глазах, было перемешано со страхом и болью. Картеру стало не по себе. Он знал: она не жалела о том, что считаные минуты назад произошло между ними. Все ее поведение, все неистовство движений, ее шепот… такое не сыграешь. Но был еще внешний мир, и там ее сближение с Картером было чревато опасными последствиями.

Он понимал, что окружение Кэт, и в особенности ее мать, считают и будут считать его опасным типом. Они не поверят в искренность его чувств к Кэт. На нем стояло клеймо бывшего зэка, которому нельзя доверять и который всю жизнь так и будет копошиться на социальном дне. Никакие его прекрасные слова и благородные поступки не заставят сенаторскую вдову изменить отношение к нему. Ограниченность взглядов и страх за дочь. Этой женщине и в голову не придет, что он может искренне любить.

У Картера сжалось сердце. Надо благодарить судьбу, что их с Кэт тянет друг к другу. Надо делать все, чтобы его Персик не разочаровалась в нем. Картер и думать не хотел, что все их общение ограничится уроками в библиотеке и сексом. Ему хотелось большего, и ради этого он был готов выдержать любые атаки внешнего мира.

Они поочередно навестили ванную и снова легли. Картер обнял ее за плечи. Кэт рассеянно водила пальцами вокруг его соска. Женщина, уютно устроившаяся в его постели. И не просто женщина. Его Персик, которую он знал так давно и так долго искал. Новизна ощущений сплеталась с чувством чего-то очень знакомого и теплого.

– Куда ты пошла… после парка?

Картер поцеловал ее в лоб. Ему не хотелось будоражить не самые приятные воспоминания, но в то же время он умирал от любопытства. Где же она побывала, если потом вдруг оказалась у порога его квартиры? После слов ненависти, брошенных ему в лицо, Картер не удивился бы, если бы она отменила ближайший урок или вообще отказалась с ним заниматься. И самое главное: что заставило ее увидеть в нем своего спасителя, а не грязного вруна, помешавшего ей броситься на помощь отцу?

– Долго бродила по улицам… Не знала, куда идти и что делать. Мне было больно… Везде. – (Картер крепче обнял ее.) – Потом вернулась домой. Скорее всего, взяла такси. – Она прижалась губами к его груди и, не поднимая головы, добавила: – Я позвонила матери.

Рука Картера замерла на ее плече.

– Что?

– Сама знаю, что глупо, – поморщилась Кэт. – Наверное, зря я ей позвонила.

– Персик…

– Едва мать услышала мой голос, сразу начались попреки. Оказывается, я сильно ее расстроила, устроив сцену в бабушкином доме. Потом я узнала, до чего же я неблагодарная свинья по отношению ко всем, кто искренне заботится обо мне. Она мне всегда желала только добра, а я махровая эгоистка, которая думает только о себе. Точнее, даже о себе не думает, раз связалась с таким опасным типом, как ты.

Картер сглотнул:

– Она знает обо мне?

Кэт подняла голову. Ей было важно увидеть лицо Картера. О таких вещах надо говорить, глядя в глаза друг другу.

– Она знает, что я помогала тебе досрочно освободиться. Знает о наших занятиях в библиотеке. И еще… – Палец Кэт замер у него на нижней губе. – Она знает, что мы целовались.

Картера прошиб холодный пот. События последней недели стали предельно понятными.

– Так вот почему ты рванула сюда из Чикаго, – лукаво улыбнулся он. – Представляю, какие ужасы им мерещились все это время.

Кэт тряхнула головой:

– А им всегда мерещатся ужасы. Они думают, будто что-то понимают в моей жизни. Ничего они не понимают! Ни капельки! – В ее голосе зазвучали сердитые нотки. – Картер, моя мать… Я с ней постоянно воюю за право быть собой. Она убеждена, что я все делаю не так. Она до сих пор считает меня наивным ребенком, ничего не понимающим в жизни. Мать не знает и не желает знать, насколько я люблю свою работу, насколько я люблю… – Ее глаза горели яростью давних обид. – Ты единственный человек, который обращается со мной без назиданий и насмешек. Рядом с тобой я чувствую, что занимаюсь достойным делом, а не блажу от дури. С тобой мне не надо что-то скрывать, что-то недоговаривать. – Она улыбнулась одними губами. – После разговора с матерью я вдруг поняла… как тяжело тебе было признаться в том, что мы… давно знакомы. – Кэт нежно погладила ему подбородок. – И еще я поняла, почему ты только сегодня мне все рассказал. Тебе было страшно. Ты единственный человек на земле, который знает, через что я прошла. Но ты не знаешь горькой иронии того, что было потом… Родственники, друзья, полицейские, напыщенный психотерапевт – все они в один голос твердили, что ты плод моего воображения. Результат посттравматического стресса. – Кэт ткнулась носом в его щеку. – Но по правде, во всей моей жизни ты наиболее настоящий.