Элиза с огромным трудом подняла глаза. Он ничего не слышал. Он положился на нее, доверил такую мелочь, а она даже с ней не справилась, умудрившись подраться с родным отцом и наговорив гадостей Габриэлю. Она могла лежать мертвой с разбитой головой, а могла быть уже в Альтштадте, куда ее утащили бы силой, и Александр узнал бы об этом, только когда соизволил бы выйти из своего проклятого кабинета.
— Отвечайте, — повторил он настойчиво. — Это приказ.
— Я… — стоило ей заговорить, как в горле встал ком. — Габриэль…
предал меня, бросил, и вы вместе с ним
Александр терпеливо ждал ответа. Элиза взглянула в разноцветные глаза, раньше пугавшие ее своим контрастом. Ей снова хотелось кричать и драться, но если тогда ей двигал страх, то сейчас — только горечь и обида, сгрызающие ее изнутри и оставляющие после себя только ноющую пустоту. Она чувствовала себя слабой и одинокой настолько, будто не осталось даже «ее» — Элизы Циммерман, которая смеялась, задавала глупые вопросы и танцевала в коридоре с метлой, когда думала, что никто не видел. Было только что-то жалкое, тяжелое и покрытое слоем пыли от грязных мешков.
— Он привел сюда моего отца, — ответила она спустя время, показавшееся ей вечностью. — Он хотел, чтобы я вернулась домой, и мы подрались.
— Вы ранены?
Элиза посмотрела на свои ладони. Она чувствовала, как сильно они горели и пыталась не обращать внимание, но зрелище покрытых грязью кровоподтеков сделало боль в несколько раз сильнее. Хотелось плакать, как в детстве, когда она разбивала колени и бежала к матери, чтобы та утешила ее и после отчитала, ведь девочки не бегают. Девочки еще не дерутся, тем более с родными отцами. Хотелось разрыдаться, чтобы хотя бы слезы заполнили появившуюся внутри дыру, но слез, как назло, больше не было.
Александр беглым взглядом осмотрел ее, не было ли кровоточащих ран, и приобнял за плечи. Чужое прикосновение заставило ее содрогнуться всем телом. Александр повел Элизу за собой по коридору, обратно в прихожую. Его ладонь крепко сжимала ее плечо, почти что причиняя боль, но когда он отпустил ее и усадил за стол, Элиза почувствовала разочарование.
— Сидите здесь. Я принесу бинты.
Он ушел. Наверное, в свой кабинет. Элиза пустым взглядом смотрела перед собой и держалась за плечо, все еще чувствуя чужое тепло. Единственным, кто обнимал ее вот так, был Габриэль, и то изредка. Фрау Циммерман обнимала ее только когда Элиза была маленькой, а с появлением Маргарет все внимание ушло ей. Элиза стала слишком взрослой, чтобы ее кто-то защищал. Это она в восемь лет стала «сильной», к ней бежала сестра, когда ее пугали раскаты грома или отцовские крики.
Она не заметила, как Александр вернулся и поставил на стол поднос с кувшином воды, бинтами и стеклянным пузырьком с биркой, на которой почти нельзя было различить надпись. Сначала он заставил Элизу вымыть руки в воде, а затем откупорил пузырек, из которого запахло водкой, и смочил в прозрачной жидкости платок. От запаха, слишком знакомого, ее затошнило.
— Давайте сюда, — Александр взял ее за запястье. Он, может, и старался быть осторожным, но Элизе все равно было больно. Еще больнее стало, когда он протер содранную ладонь платком, и ее защипало сильнее, чем раньше. — Потерпите. Раны нужно обработать, чтобы не было заражения.
Элиза пережила пытку с достоинством, только несколько раз сдавленно вскрикнув. Она чувствовала, что должна была что-то сказать, но не знала, что. Возможно, она должна была поблагодарить его за заботу, или наоборот извиниться. Как бы там ни было, Элиза могла только сидеть молча, сверля невидящим взглядом поверхность стола.
— Почему вы не позвали меня? — спросил он, перевязывая ее ладони. Элиза подняла голову и задумалась.
Почему? Потому что не успела бы. Жизнь научила ее не поворачиваться к животным спиной, особенно когда они вот-вот готовы напасть. Хотя, конечно, она знала замок куда лучше, чем отец, и ей не стоило труда добраться до зала с фонтаном и ворваться в кабинет, колотя в запертые двери. Еще потому, что надеялась, что Александр придет сам. Это была надежда маленького ребенка, глупая, почти что сродни вере в сказки. Если прийти на конец радуги, найдешь там горшочек с золотом. Если тебе угрожает опасность, обязательно придет кто-нибудь сильный и защитит тебя.
— Потому что это касается только меня, — ответила Элиза, и это тоже было правдой. Она сама сбежала из дома, подговорив Габриэля, хотя знала, что он выдаст ее, стоит отцу хоть немного надавить.
— Вы, должно быть, забыли, о чем мы говорили утром, — серьезный тон Александра напугал ее. Ей казалось, что он одновременно зол и расстроен. — Вы больше не крестьянская дочь. Вы горничная дома Бренненбург, и вы не можете позволять себе ввязываться в драки с деревенским мужичьём.
— То есть, если бы я убежала, то это было бы лучше?
— Это было бы благоразумнее, — ответил барон с раздражением. — Вы не имеете права подвергать свою жизнь опасности, работая здесь. Знаете что, фройляйн Циммерман? Следуйте за мной.