Китаи дернула головой так, словно Исана отвесила ей пощечину, и надменно выгнула светлую бровь.
– Ни один алеранец во всем этом огромном бессмысленном городе ни разу меня не поймал, – сказала она со спокойной уверенностью человека, говорящего правду. Исана почувствовала это в ее голосе. Китаи вздохнула. – Ну, – призналась она, – один такой нашелся. Но тогда обстоятельства были необычными. К тому же сейчас он спит.
Исана потрясла головой:
– Я… я не знаю, каковы твои ожидания, Китаи. Верю, что ты обладаешь необходимой ловкостью для подобных вещей, но я – нет. Я не совсем понимаю, зачем ты взяла меня с собой.
– Вдвоем мы можем просто идти по улице, – ответила Китаи. – Одну женщину начнут расспрашивать, а двух, которые быстро шагают по своим делам, никто не остановит. И я не могу таскать с собой тяжелый мешок. Мне бы пришлось оставлять его всякий раз, когда я забираюсь наверх. Я буду чувствовать себя увереннее, зная, что он у тебя, а не валяется в каком-нибудь темном переулке.
Исана посмотрела на девушку-марата и вздохнула:
– Ладно, но при одном условии.
Китаи склонила голову набок:
– Да?
– На обратном пути я хочу поговорить с тобой о Тави.
Китаи нахмурилась, и на ее лице появилось беспокойство.
– Значит, это прилично?
– Между нами? – спросила Исана. – Да, иногда это называют девичьей болтовней.
Китаи кивнула, и они зашагали дальше.
– И что же это значит?
– Ты можешь говорить со мной откровенно, не опасаясь, что я посчитаю это неуместным, и я не буду на тебя сердиться, что бы ты мне ни сказала.
Китаи вздохнула и огляделась по сторонам.
– Наконец-то, – сказала она. – Алеранцы.
Глава 32
Амара была встревожена.
Их со всех сторон окружали болота, бесконечные заросли, вода, туман и грязь. Жизнь бурлила под каждым листом папоротника, ползала по ветвям каждого дерева. Лягушки и жужжащие насекомые наполняли ночи оглушительным гамом. Птицы и мелкие животные, живущие на деревьях, чирикали и верещали в течение дня. И постоянно, днем и ночью, воздух кишел насекомыми – надоедливая гудящая вуаль, которую приходилось постоянно отодвигать.
Почва под ногами представляла собой жуткую смесь мелководья над тяжелой жирной грязью и более глубокими местами, где вода доходила Амаре до груди. Изредка им удавалось выйти на участки влажной земли. Еще дважды их атаковали гаримы, к счастью, они оказались не такими крупными, как те, что обитали возле болот. Впрочем, как только Бернард и Амара призвали своих фурий, гаримы тут же разбежались. Казалось, ящерицы поняли бессмысленность борьбы с дикими фуриями и старались избегать тех, кто сопровождал трех людей, забредавших все дальше.
Они двигались довольно быстро, если считать, что в таких тяжелых условиях любое продвижение вперед – это большая удача. Им удавалось избегать серьезных неприятностей, а Бернард умел отыскивать съедобные фрукты и ягоды, растущие на болотах. Они имели отвратительный вкус, но поддерживали силы – на большее рассчитывать не приходилось.
Однако болото пропитало нижнюю половину тела Амары – в последние несколько дней это ужасно мешало. Она и Бернард покрылись толстым донным илом почти по самые бедра, а непрерывная ходьба по воде испортила обувь, и у них постоянно мерзли ноги. Им приходилось останавливаться несколько раз в день, чтобы просушить ноги и уберечь их от язв. С врагами они больше ни разу не встретились.
Тем не менее Амара тревожилась.
О Бернарде.
Они оставались в убежище, построенном для них Брутусом, меньше суток. Как только Бернард проснулся, он вскочил на ноги и заявил, что им необходимо двигаться дальше. Только тот факт, что до утра оставалось еще много времени, а Первый консул не пришел в сознание, помешал Бернарду тут же войти в болота. Но как только немного рассвело, он начал готовиться к последней части путешествия.
К удивлению Амары, он первым делом содрал кожу с мертвых гаримов. Мягкую упругую кожу с шей и животов испортили мелкие грызуны и насекомые, поэтому из нее нельзя было сделать капюшоны. Но тяжелая, усеянная наростами шкура на спинах и боках огромных ящеров не пострадала. Бернард вырезал большие куски шкур и разложил их на земле. Повинуясь его шепоту, Брутус поднялся и втащил шкуры под землю. Через мгновение они появились вновь, очищенные от остатков плоти.
Бернард подошел к иве, растущей возле начала топей, и оторвал дюжину длинных ветвей. Они сами ложились в его руки, словно он собирал виноград. Используя древесных фурий и сильные умелые руки, он очень быстро сплел из них длинную раму с деревянными ручками с обеих сторон, затем растянул на ней шкуры и закрепил их при помощи тягучей клейкой смолы с другого дерева.
Через двадцать минут в его распоряжении были носилки, на которые он уложил бесчувственного Первого консула. Затем, постоянно бросая тревожные взгляды через плечо, собрал все вещи и повел Амару в болота. На твердых участках он поднимал раму вместе с Гаем на плечи, а там, где было глубоко, тащил за собой носилки, как лодку, по поверхности воды.