Фурия (СИ)

— Я сама отдала. К сожалению, здесь даже наш брачный контракт имеет маленькую силу, они вне закона. Если бы не отдала это всё — лишилась бы половины, так как я более финансово обеспечена. Дома, яхты, машины можно купить, а вот потерять своё дело я не могу, слишком много времени и сил вложила. Он и так получил десять процентов акций, которые были на нём записаны. Я могла вернуться в старый таунхаус, в котором прожила здесь много лет, но там слишком много воспоминаний.

Официант приносит наш заказ.

— Как Мария Ивановна поживает?

— Она умерла полтора года назад от рака желудка. Болезнь развивалась очень стремительно.

— Жаль… Милая была старушка… Как же ты тогда бы поселилась там?

— Она оставила всё мне…

— У неё вроде сын был, — сводит брови Алекс.

— У неё да, а у него её не было. Ему на мать было наплевать, прилетел только на похороны. Она до последнего надеялась, что он приедет с ней попрощаться.

— Ублюдок, — выпаливает Алекс.

Я согласна с ним.

Пока обедаем, телефон Гроу звонит раз десять. Я замечаю, что это отец.

— Поговори с ним. Наверное, что-то важное, раз звонит столько раз.

— Я знаю, что он скажет…

— Знаешь, я бы всё сейчас отдала, чтобы хотя бы минуту поговорить со своим отцом. Очень жалею, что когда-то вот так же скидывала звонки от своих родителей.

Он смотрит на меня задумчиво.

Телефон снова трезвонит. Алекс мнётся. Явно не хоче, чтобы я слышала их разговор.

— Извини, я отойду ненадолго…

Я качаю головой.

Его не было минут десять. Вернулся дёрганный и на взводе.

— Всё нормально?

— Да, — натянуто и неестественно улыбается.

— Не похоже.

— Просто он спокойно разговаривать не умеет.

— Это точно, — брякаю вслух.

— Ты о чём? — подозрительно прищуривается Алекс.

— Да так…

— Он тебе звонил?

— Да, после твоего падения. Орал на меня, как ненормальный. Пришлось его послать.

— Вот почему он против тебя. Назвал дерзкой дрянью.

— Хорошо хоть цензурно, — ухмыляюсь. — А вы разговаривали обо мне?

— Раньше… — прячет глаза Алекс.

Что-то ты от меня скрываешь.

Глава 8

Мой водитель паркует машину на стоянке гипермаркета. Открывает мне дверь, и я направляюсь к магазину, но сделав несколько шагов, обнаруживаю, что Алекс не идёт за мной. Возвращаюсь обратно и сажусь в автомобиль. Он сидит, уткнувшись в телефон.

— Не поняла, — произношу строго. — Почему ты здесь?

— А где я должен быть? Ты пошла в магазин, а мне что делать?

— Наверное, оторвать задницу от удобного кресла и следовать за мной.

— Зачем? Ненавижу по продуктовым ходить, — строит гримасу.

— Я, по-твоему, должна сама всё таскать? — злюсь на него с желание отвесить леща.

— А водитель помочь не может?

— Нет! Это не входит в его обязанности.

Входит, конечно. Но я хочу, чтоб он пошёл.

Он корчит недовольную рожу и выходит из машины.

Идёт за мной в вразвалочку, засунув руки в карманы брюк, чем привлекает внимание огромного количества домохозяек с тележками забитыми продуктами. Парочка даже столкнулись, устроив мини аварию.

— Руки из карманов вынь, — шиплю на него. — И возьми тележку.

Он скучающе плетётся за мной, пока я выбираю всё необходимое. Читает что-то на пачках, несколько кидает в корзину.

Мы привлекаем слишком много внимания, а я здесь постоянно закупаюсь. Кое-кто даже на телефон снимает.

Неужели люди думают, что мы питаемся радугой и какаем бабочками? Мы такие же, как все.

— Что это? — показывает мне баночку Алекс. — Я не знаю, как это переводится.

— И не надо, редкостная дрянь на любителя. Её только местные едят, — отбираю у него пасту Marmite и ставлю обратно на полку. — Нам нужно ещё в молочный и мясной отделы.

Он опять недовольно гримасничает.

Через час мы выезжаем из магазина с полным багажником продуктов.

— Не умер? — обращаюсь к нему.

— Хуже похода за продуктами — поход в магазин за новогодними подарками. Потому что всего на полках дохрена, а выбрать нечего, — гундит в ответ.

— Радуйся, что Новый год раз в году.

Я стою у плиты, когда Алекс появляется на кухне. И опять с голым торсом.

Как же бесишь! Надо его ещё в магазин одежды отвезти, а то он, похоже, всё дома оставил.

— Помочь?

— Да, можешь овощи на салат порезать, — отвожу от него взгляд в сторону.

Он замечает моё смущение и подходит почти вплотную, чтобы подразнить. От него привычно пахнет любимым парфюмом, а пару дней назад был другой запах.

Я глубоко вдыхаю. К голове приливает кровь и в висках стучит.

Берёт меня за руку, в которой нож и медленно вытягивает его за лезвие.

Вторую руку я тяну к вешалке, которая была на расстоянии полуметра от нас, снимаю с неё фартук и сую ему.

— Прикройся!

Он развратно улыбается и урчит как кот.

— И будь добр — не разгуливай так по дому.

— Не нравится? А я так старался, в зал ходил три раза в неделю.

— Это неприлично! — цежу сквозь зубы, сдерживая себя.

— Кроме нас двоих тут никого больше нет, — шепчет у моего уха. — Да и вряд ли у меня есть что-то, чего ты не видела.

— Ну, например, это тату, — показываю на следы кошачьих лапок на боку. — Что она означает?

— А твои разбитые сердечки на шее? — надевает фартук.

— Я первая спросила.

— То, что моя любимая кошечка от меня сбежала, один год — одна лапка.

А их пять…