Фурманов

Характер у отца был крутой. Ему ничего не стоило вспылить из-за пустяка, накричать на детей. Дети боялись отца, но любили его. В минуты хорошего настроения Андрей Семенович ласково гладил по голове ребятишек, учил их уму-разуму, шутил, рассказывал всякие забавные истории.

Митяю, непоседливому и озорному, любителю всяких приключений, больше всех доставалось в семье.

Семья Фурмановых все увеличивалась. К 1903 году появилось еще четверо детей — Саша, Лиза, Сережа и Настя.

Много забот ложилось на руки матери, неустанно хлопотавшей около ребят. В полночь она просыпалась, чтобы успокоить малюток, а чуть свет хлопотала на кухне, готовила пищу, ставила ведерные самовары для чайной. Митяй горячо любил свою мать и часто с грустью вспоминал о ней в годы долгой разлуки.

Жизнь становилась год от году все тяжелее и непригляднее. Лишь старшая сестра Соня имела отдельную маленькую комнату, в другой столь же крошечной комнате жили Аркаша и Митяй, а остальные четверо вместе с няней спали на кухне, дышали чадом и гарью всегда разжигаемых самоваров, часто болели. Когда Митяю исполнилось восемь лет, его определили учиться в шестиклассное городское училище. Крепкий, жизнерадостный и любознательный мальчик с нетерпением ждал начала школьных занятий.

В школе он сразу стал вожаком, непременным участником всяких «событий». Но это не мешало ему прилежно учиться.

Возвращаясь из школы с заткнутыми за ремень тетрадями, он всегда радовал старших своими новыми успехами.

Особенно увлекали его занятия по русскому языку и литературе.

Митяй облюбовал для себя чуланчик и, вернувшись из школы, часто просиживал там целые часы. Он начал сочинять стихи.

Стихи он писал почти каждый день и переписывал их в большую толстую тетрадь. В одном из первых своих стихотворений Фурманов возвещал:

Милую науку —
Русский наш язык —
Я учу усердно,
Ибо курс велик.

Стихи были, конечно, ребячески наивными, беспомощными. Здесь были и лирика и школьный «эпос», описание классного быта и сатира на школьные нравы.

Появлялись в этих стихах и социальные мотивы, ощущалась уже и публицистическая направленность, чувствовался духовный рост беспокойного подростка. Таков был и целый цикл стихов, посвященный войне с Японией: «Война с Японией», «Отражение врага», «Освобождение Порт-Артура».

Об увлечении Митяя поэзией рассказывает и его школьный друг, а потом соратник по Чапаевской дивизии, ныне Герой Советского Союза, генерал-полковник Николай Михайлович Хлебников. «По инициативе Митяя мы начали выпускать первый наш ученический журнал. Помещали сатиру, стихи, рассказы, рисовали карикатуры и шаржи, высмеивали отдельных учеников и нелюбимых учителей… Только два-три номера журнала успели выпустить и «засыпались». Неизвестными путями журнал попал к инспектору училища Городскому, начались вызовы, допросы».

А от Городского добра ждать не приходилось. Это был типичный царский чиновник, сухой, черствый человек, обижавший детей и заставлявший их выполнять самую бессмысленную работу.

Одноклассник Фурманова А. Н. Киселев вспоминает, что о грубом произволе Городского появилась заметка в костромской газете. Инспектор решил, что это дело рук Фурманова, и стал всячески притеснять его.

Были у Митяя неприятности и с попом Александром, преподававшим «закон божий». Воспитываясь в религиозной семье, юноша не любил, однако, ходить в церковь, не любил отца Александра и под разными предлогами не являлся к нему на исповедь, за что его не раз распекал все тот же инспектор Городской, который давно бы выгнал из училища ненавистного ему «стихоплета», если бы Митяй не учился так успешно и безупречно.

Особенно он пристрастился к литературе и, сидя в том же чуланчике, с упоением читал Майн Рида, Конан-Дойля, Жюля Верна, Вальтера Скотта. Нередко прочитанные книги вдохновляли его на новые стихи.

Деньги, которые давал ему отец на леденцы и пряники, он тратил на книги.

Но не только книги волновали подростка.

Он пристально вглядывается в окружающую его жизнь, жизнь большого фабричного города Иваново-Вознесенска, со всеми его социальными противоречиями и назревающими классовыми схватками. Несколько богатых особняков фабрикантов и тысячи убогих лачуг рабочих. Довольные барской своей жизнью капиталисты и подавленные тяжелым трудом, полуголодные рабочие-ткачи. Растет классовая ненависть. Всего этого не может не заметить впечатлительный юноша. Город ткачей начинает занимать значительное место уже в ранних стихах и первых прозаических набросках Дмитрия Фурманова.

2

— Едва ли в Российской империи, — вспоминает старый ивановский литератор Г. И. Горбунов, — можно было встретить такой же город, каким выглядел в начале века Иваново-Вознесенск с его обезображенными, словно прокопченными улицами, застланным гарью небом и маленькой речушкой Уводью, которая источала зловонье фабричных отбросов.