Фурманов

Михаил Васильевич обнял своего «крестника». Однако не было времени для сантиментов. С минуты на минуту мог прийти Чапаев.

Фрунзе сказал, что хочет назначить Чапаева начальником 25-й дивизии, в которую в качестве пролетарского ядра войдет и 220-й Ивановский полк. Каково мнение Фурманова? Годится ли Чапаев на такой ответственный пост?

Фурманов ответил без раздумий. Да, годится. Это настоящий герой, народный самородок, готовый драться за Советскую власть до последней капли крови. «Конечно, — добавил Фурманов, — он человек трудный, своевольный, неотесанный, ему еще надо помочь разобраться во многих сложных вопросах борьбы. Его еще надо воспитывать».

Именно так думал и сам Фрунзе. Он не успел ответить Фурманову. Шумно, поддерживая серебряную свою шашку, вошел Чапаев. Хитро оглядел Фрунзе и Фурманова. Понял все. Но промолчал.

— Так вот, Василий Иванович! — сказал Фрунзе. — Реввоенсовет решил назначить вас начдивом двадцать пятой. А комиссаром к вам, конечно, Фурманова. Вы ведь уже узнали немного друг друга? Возражений нет?

Возражений не было.

25

Снова долгая, утомительная дорога на лошадях, снова задушевные беседы командира и комиссара. Оба лежат в повозке, на сене, закутавшись в тулупы и бурки, тарахтят по степи колеса, задувает пурга, над головой черное беззвездное небо, не спится. О многом думается в такие ночи. И о предстоящих боях и о прошлом.

Фрунзе разрешил заехать в Вязовку, родное село Чапаева.

В Вяэовке был размещен немалый гарнизон. Председатель Совета в честь приезда земляка-героя созвал митинг. Народный дом был переполнен. Чапаев выступил с горячей речью. Обещал разбить Колчака и всех белогвардейцев. А потом попросил комиссара рассказать что-нибудь научное. Фурманову сильно недужилось. Да и не хотелось повторять то, что говорил Чапаев о предстоящих боях. Он собрал все силы и прочел лекцию… о Парижской коммуне.

Сам был удивлен тому, с каким вниманием его слушали Как это все было необыкновенно. Степь. Буран. Затерянное в! снегах село Вязовка. Красноармейцы, готовые к боям. И… Парижская коммуна. Он связал лекцию с текущим моментом. Колчак и Тьер. Фрунзе и Делеклюз. Домбровский и Чапаев. Все причудливо переплелось в небольшой этой лекции.

Чапаев застыл в старом театральном кресле. Он слушал с таким пристальным вниманием, что казалось, даже не дышал, боясь пропустить слово. Он гордился своим ученым комиссаром.

6 апреля была получена телеграмма от Фрунзе. Чапаев и Фурманов должны немедленно выехать в Бузулук, где будет расположен штаб новой дивизии. Предстояли боевые действия.

Завершив в ту же ночь все дела в Уральске, начдив и комиссар на заре в сопровождении двух ординарцев помчались в Бузулук.

И в этой стремительной поездке, на коротких привалах не прекращались бесконечные их разговоры. Фурманов стал самым близким человеком для Чапаева. Начдив раскрывал перед ним всю свою душу.

— Я убедился, — говорил он, — что, пока мы у богача не отымем его богатство, пока мы все не передадим беднякам, покою не будет. Вот почему я и коммунистом-то сделался — тут я лучше Ленина все понимаю…

Не задерживаясь в штабе дивизии, не отдохнув даже с дороги, начдив и комиссар поехали в расположение частей.

В селе Сорочинском разместилась первая бригада — Пугачевский и Домашкинский полки.

Командовал бригадой соратник Чапаева, совсем еще молодой, двадцатидвухлетний Иван Семенович Кутяков, проведший уже немало боев, много раз раненный и контуженный.

Иван Семенович немедленно созвал весь командный состав в кинематографе «Олимп».

Узнав о приезде Чапая, валом повалили в кинематограф и красноармейцы. На митинг собралось больше тысячи человек. И опять бок о бок, каждый по-своему, прекрасно дополняя ДРУГ Друга, выступили начдив и комиссар. А когда окончился митинг, на сцене появилась неизменная гармонь. И Чапай «выдал» камаринского. Плясал он без устали, легко и красиво. Хлопали ему без конца. А потом появились и другие плясуны.

Особенно пришлось по нраву бойцам, что сам начальник дивизии не важничает перед ними и пляшет до упаду.

Фурманов был сначала несколько смущен тем, что Чапаев выступает в роли плясуна. А потом понял, что в красноармейской среде, накануне тяжелых боев, это и уместно и весьма полезно. Это была отдушина. Полки, все время находившиеся в боях и походах, теперь хоть несколько часов отдыхали.

А вместе с бойцами их командиры. И Фурманов даже пожалел, что не может сплясать русскую на пару с Чапаевым.

Он не знал, комиссар, что ждет его большая радость. Что именно в этот день Анна Никитична, Ная, приехавшая с Кубани в Иваново-Вознесенск, сумела связаться с Фрунзе, что Фрунзе разрешил ей приехать в Самару на фронт и уже послана Сиротинским необходимая телеграмма-вызов, что долгожданная встреча их близка.

Он не знал еще и о том, что в ивановской газете «Рабочий край» опубликовано его первое «Письмо с фронта».

После тяжелых боев в районе Бузулука сломленные Красной Армией белогвардейцы начали отступление. Не знающие, что такое усталость, чапаевцы продолжали наносить им удар за ударом.

Ожесточенные бои развернулись под Бугурусланом, под Белебеем.