Командир и комиссар перебросились несколькими словами, сразу же поняли друг друга, а подробно решили поговорить уже в пути. Знакомый в общих чертах с задачей десанта, Фурманов с ходу включился в боевое дело, отправился в части, на пристань.
У пристани стояли три старых парохода: «Илья Пророк» с баржей, «Благодетель» и «Гайдамак» тоже с трюмными баржами. Происходила погрузка продовольствия, кухонь, орудий, снарядов, патронов.
Руководил погрузкой адъютант Ковтюха Яков Емельянович Гладких, человек молодой и горячий.
Через много лет Яков Емельянович рассказывал мне о том, как впервые он увидел нового комиссара, Фурманова. Рассказывал с обычной своей обстоятельностью, с казачьим юмором. Думаю, что небезынтересно здесь воспроизвести этот рассказ.
«Когда грузили лошадей, то одна норовистая никак не шла по трапу с берега на баржу. Ее тащили бойцы чуть ли не на руках.
Я отпустил в адрес хлопцев какое-то острое по тому времени ругательство.
В это мгновенье кто-то положил мне руку на плечо. Я оглянулся. Передо мной стоял выше среднего роста человек, В гимнастерке, перетянутой поясом. Небольшие усики. Карие большие глаза, розовые щеки. Рядом с ним женщина в гимнастерке, с санитарной сумкой через плечо.
— Ну и ругаетесь же вы отчаянно, молодой человек.
Я смутился. Ведь рядом женщина.
Чтобы как-то справиться со смущением, я, в свою очередь, спросил:
— А как вы, собственно говоря, сюда попали? Это место оцеплено войсками.
Улыбнувшись, незнакомец достал из кармана гимнастерки документ и сказал:
— Я назначен в ваш отряд комиссаром. Моя фамилия Фурманов. А эта вот медсестра, — моя жена. Тоже назначена сюда к вам.
Я почувствовал, что краснею. Фурманов продолжал:
— Вы, пожалуйста, покажите местечко, где бы нам положить вещички. Я вам помогу грузить лошадей.
Во время погрузки Ковтюх находился в штабе 9-й армии у командарма Левандовского. А когда прибыл и заговорил с Фурмановым, то я понял, что они уже виделись. Ковтюх приказал объявить бойцам, что отряд особого назначения по реке Кубани пойдет к линии фронта у станицы Славянской и там получит боевой приказ. Ковтюх представил командирам Дмитрия Андреевича Фурманова и сказал:
— Это тот комиссар, что был комиссаром у Чапаева.
Взошла луна. Первым от пристани отошел «Илья Пророк». За ним «Благодетель» и последним, где находился я, — «Гайдамак».
Дмитрий Андреевич Фурманов перед самым отплытием перешел на «Гайдамака», где его сразу же окружили бойцы и командиры.
Пароходы от пристани отошли с огнями, а за Краснодаром просигналили приказание «Погасить огни». Теперь при лунном свете на реке с интервалами 250–300 метров двигались три темных пятна.
Спустя некоторое время я пошел послушать, про какую «политику» говорит с бойцами наш новый комиссар Фурманов.
На корме пароходика, на разостланном сене сидели и лежали бойцы и командиры. А в центре сидел Дмитрий Андреевич и говорил. Я тихонько подсел и вслушался. Каково же было мое удивление, когда вместо «политики» Фурманов рассказывал сюжет оперы «Пиковая дама».
Рассказывал не торопясь и очень выразительно. Бойцы затаив дыхание слушали. А когда Фурманов рассказал финальную сцену в игорном клубе, тут кто-то из бойцов не выдержал:
— Я так и знав, що проклята ведьма вмишаеця. Надо було Герману карты три раза перекрестить…
А усатый артиллерист заметил:
— Так, значить, и графы в очко гралы?
— То есть? — переспросил Дмитрий Андреевич.
— Так як же! Тройка, семерка и туз. Це ж выходить двадцать одно…
Все засмеялись, и с ними Фурманов».
Как только пароходы отчалили, Ковтюх и Фурманов засели в кают-компании. Командующий десантом подробно посвятил комиссара в план своих действий. Никаких споров у них не возникло. Фурманов интересовался подробностями, задавал немало вопросов. Да и сам о многом рассказал Ковтюху. О Чапаеве. О боевых делах в Семиречье.
Епифан Ковтюх с первого же дня полюбил Фурманова. Он увидел в нем настоящего коммуниста, побывавшего уже в боях, имеющего большой опыт, человека душевного, энергичного и делового.
Стоило только где-нибудь Фурманову появиться, — рассказывал Ковтюх, — поговорить с бойцами, — а говорил он горячо, убедительно, — как такие беседы заканчивались одобрительными приветствиями. Он умел находить тему для разговора, умел находить дорогу к душе каждого человека и производил на всех превосходнейшее впечатление.
Сформированный в течение одного дня десант не имел политического отдела. Фурманов на ходу, в движении, ознакомившись с людьми, сформировал коммунистическую роту и многих товарищей из роты разослал во все подразделения агитаторами, политруками
Фурманову, в свою очередь, пришелся по душе Епифан Ковтюх. Чем-то он походил на Чапаева. Но был более сдержан и дисциплинирован. Любовь к Чапаеву никогда не затухала в сердце Фурманова, но и, к Ковтюху за короткие дни совместной работы он привязался крепко и искренне.