Чем можно объяснить очевидную «антимонархическую» позицию, занятую Фуше? Одно из объяснений дал еще А. Вандаль, говоривший о «республиканских склонностях» Фуше. Он даже называл Фуше «министром революционной зашиты». Возможно, вывод Вандаля основывался на замечании Талейрана, упомянувшего в своих мемуарах о «революционных интересах» Фуше{407}
. Некоторые современные зарубежные историки, вслед за Вандалем, склонны объяснять противодействие министра полиции планам возрождения монархической власти, «республиканской закваской» Фуше{408}, тем, что он был «республиканцем и горячим приверженцем равенства…»{409}. Так ли это на самом деле?Вряд ли. Человек, последовательно изменивший всем режимам, при которых он жил, Фуше оставался непоколебимо верен лишь одному «режиму», при котором он, Фуше, будет министром полиции. «Прирожденная гибкость заставит его (Фуше), — писала г-жа де Ремюза, — всегда принять те формы правления, в которых он увидит случай играть роль»{410}
. К слову, сам Фуше не только не скрывал, но даже афишировал свое полнейшее равнодушие к республиканизму и республиканским учреждениям. «Есть якобинцы, — признался он как-то, — воображающие, что я сожалею о республике», и энергично добавил в качестве» комментария: — «это дураки…»{411}. Впрочем, судя по всему, он был столь же индифферентен и к другим формам правления. Уже во времена империи, беседуя с Бурьенном, Фуше сказал ему буквально следующее: «Я не привязан в особенности ни к какой форме правления: это все ничего не значит»{412}.«Этот добрый малый, — писал о Фуше один из агентов эмиграции, — прикидывается якобинцем из страха прослыть роялистом»{413}
. Возможно, в словах наблюдательного сторонника Бурбонов кроется ответ на вопрос о подоплеке «республиканизма» будущего герцога Отрантского. Но не будем спешить с выводами, хотя кое в чем можно не сомневаться.Причина упорного сопротивления Фуше восстановлению монархии во Франции очевидна. Фуше опасался, и как выяснилось позже, не без оснований, что с возрождением монархических порядков важнейшие посты в государстве получат представители знатных аристократических семей. Безродным же карьеристам, да еще цареубийцам, монархия сулила мало выгод. Кроме того, министр полиции, вероятно, считал, что реакция, если дать ей волю, обратится против личностей. И первой такой личностью, безусловно, будет он — человек, голосовавший за казнь короля и «палач Лиона», гражданин Жозеф Фуше. Этим, по-видимому, и следует объяснить «оппозицию» Фуше делу превращения консула Республики в императора французов.
В мемуарах самого Фуше говорится о том, что «авторы» возрождения во Франции империи Карломана[59]
, «поэт Фонтан и его партия, хотели использовать для этой цели то, что осталось от старого порядка, в то время как я, — пишет Фуше, — утверждал, что для этого надо воспользоваться людьми и принципами Революции. Я вовсе не притязал на то, чтобы отлучить старых роялистов от участия в правительстве, — замечает он, — но лишь участвовать в нем в таком количестве, когда они всегда будут оставаться в меньшинстве»{414}.Наполеон, конечно, не мог не знать о «кознях» своего министра полиции, как и многочисленные недоброжелатели Фуше. Против него было настроено семейство первого консула, исключая, по вполне понятным причинам, одну Жозефину.