А в перерыве, при счете 0:3, Ярцев отозвал меня в туалет и говорит: «Они чего, сдают?!» – «Да ладно, Георгий Саныч! Кто – они?» – «Ну я говорил двум центральным защитникам перед игрой, чтобы встречали! А они вместо этого отступают, и те бьют без сопротивления». – «Да никто не сдает». Сейчас, будучи тренером, могу представить себе эмоциональное состояние Георгия Александровича, когда в наши ворота все эти мячи влетали. Ты на установке говоришь, предупреждаешь – а в итоге это самое и случается.
Лично я заметил, что Ярцев ушел в раздевалку, не дожидаясь конца игры. Я как раз по тренерской бровке бегал, поэтому увидел. Немного удивился, конечно. Сам он потом в интервью говорил, что ему плохо стало, но думаю, что Саныч просто на нас обиделся – как раз из-за невыполнения установки. Но по раздевалке ничего не летало, и вообще царило полное молчание. Ярцев, как и Романцев, сразу после игр никогда разборов не устраивал, особенно если проигрывали. Все правильно: когда игроки в таком эмоциональном состоянии, произойти может что угодно.
После того матча судьба Ярцева была предрешена, хоть нам ничего и не говорили. До весны он еще продержался – помню, в феврале товарищеский матч с Италией играли, и судья свистел всякий раз, когда кто-то прикасался к Тотти – даже по всем правилам. А потом март, ничья с Эстонией, увольнение из РФС Колоскова, приход Мутко, отставка Ярцева, приход Семина…
Для меня это мало что меняло, потому что вместо одного «моего» тренера пришел другой. Но проиграно в том цикле было уже слишком много, а тут еще и в Латвии вничью сыграли, очередные свои очки в том цикле потеряли. Там играл в основе, а потом, перед решающей игрой в Словакии, как я уже рассказывал, травмировал мениск и уехал на операцию. Надеялся, конечно, что ребята выиграют на выезде, и я смогу поехать на свой единственный в жизни чемпионат мира. Но не судьба.
Александр Бородюк – главный специалист сборной по анекдотам. Только видит тебя – сразу что-нибудь рассказывает. Откуда он их только в таком количестве находит? Чаще смешные, но бывает, смеешься с ним, чтобы не обиделся.
Он и переводил наш единственный разговор с Гусом Хиддинком. Команда в Бору уже дня три сидела перед первым отборочным матчем с Хорватией, когда кто-то сломался, и меня довызвали. Приехал туда на машине – Бородюк говорит: «Пойдем к Гусу». Сидит за столом в том же номере, где когда-то Газзаев. Потом выходим, Борода говорит: «Да нормальный он, нормальный». Саша сам с ним только знакомился, но уже скоро стал ближайшим к нему человеком.
И Хиддинк действительно оказался нормальным. Увидел, какого качества поле в Бору, как далеко это от города – и настоял на том, чтобы команда переехала в Сокольники, в отель Holiday Inn. Ребята были очень довольны, и вообще он с ними быстро контакт наладил, раскрепостил, дал свободу – и на футбольном поле, и за его пределами. Недаром сборная такой результат в 2008 году на чемпионате Европы показала.
Вечером накануне матча я решил перегнать машину на «Локомотив» – благо рядом, пропуск на стадион у меня был, а вернуться собирался на метро. После ужина, в 8.30 – 9 вечера, с двумя чемоданами и сумками подхожу к лифту, а тут как раз Хиддинк идет с совещания. Посмотрел на меня и, по-моему, слегка удивился – куда это игрок с чемоданами со сбора прется. Но переводчика рядом не было. Так и разошлись – я в машину, он, наверное, капучино пить.
Больше мы не общались и в сборную меня не вызывали. Но это, конечно, совпадение. Хиддинк действительно показался мне нормальным, а ребята, оставшиеся в сборной, подтверждают, что он очень хороший человек. Просто ему надо было омолаживать состав, и я в свои тридцать лет оказался одним из тех, кто попал под это обновление. Вообще никаких претензий и обид. Команду-то он в итоге классную построил, и я поддерживал то, что он делал.
Потом видел его только один раз, уже когда он «Анжи» тренировал. Там работает доктор, Хаджимурад Хизроев, который при мне был в «Сатурне». А у них там в Махачкале есть огромная и очень вкусная рыба, которую я себе и заказал. Рыбу мне привезли, я приехал на базу, деньги отдал. Там Гуса и видел. Но не уверен, что он меня вспомнил. Слишком много футболистов через него прошло, чтобы он запомнил человека, которого только на одну игру вызывал!
В сборной, думаю, я все-таки недоиграл. Хотя, например, полагал, что Лоськов гораздо больше, чем я, матчей за национальную команду провел, а оказалось, что он меня превзошел совсем на чуть-чуть: двадцать пять игр против двацати. Хотя по таланту кто Лоськов – и кто Евсеев? Так что если кому-то и расстраиваться, что не сыграл за сборную столько, сколько должен был, – то Лосю, а не мне.