Футбол на снегу

— Николаич, у вас нет дрожжей? Может, подкинете? Надоели пресные лепешки, да и повар наш извелся.

— Найдем дрожжей.

— Может, Николаич, у вас и табачок лишний есть?

— Рады помочь, да нечем. Ты ведь помнишь, в прошлый раз было в обрез, но мы с вами поделились. А теперь — ничего. Осталось совсем немного сигарет.

— Понял. Не будем про сигареты. Помолчим о них.

Представляю, как мается сейчас в рубке какой-то курильщик. Щелкает, наверное, пальцами и морщится от досады.

Эх, достать бы из полной пачки сигарету, размять ее, зажечь, глубоко затянуться…

— 23-й, какие у вас показания?

— Жиденькие. Прибор пишет, но такие дистрофические столбики.

— У нас та же картина — только линия развертки. Голая палка, словно ее столяр строгал.

— «Чехов», вам нужны овощи? Давайте заявку. Сейчас мы раздадим остатки продовольствия и пойдем в порт.

Где-то вдалеке:

— Так у тебя, Олег, в семье пополнение?

— Да, пацан растет. Третий месяц ему.

Счастливый отец смеется. Сына он еще не видел.

— 201-й, как будем расходиться? Дистанция меняется, а пеленг на вас остается прежним.

Спокойный голос, в котором слышна откровенная ирония:

— Значит, суточный подъем сорок тонн? Прекрасно. А вы же брали по две тонны… Что-то я не пойму.

В ответ смущенный голос вахтенного штурмана:

— Я не знаю. Спрошу у капитана.

— «Топаз», вы опасно ходите. Я не могу отвернуть: слева у меня «малыш» и два иностранца.

Внезапно наступившая тишина и одинокий голос:

— Петрович, где ты? Я по тебе соскучился.

Здесь возник конфликт.

— 36-й, вы нам скомкали все траление. Нельзя так бесцеремонно врываться в группу. Надо знать, как ходить и куда ходить.

— Спасибо за рекомендации. Но мы в этом деле не новички. Да и показания наши расходятся. Мы у вас справа по курсу и спокойно разойдемся правыми бортами.

Эти ворошат приятные воспоминания.

— А ты как отдохнул?

— Хорошо отдохнул. Были с женой на Украине. Покатались. Все время в разъездах.

— Вам что, ваша жизнь молодая.

Мрачный баритон:

— Может, про молодую жизнь поговорите на другом канале.

Собеседники прощаются, и в эфир вылетает горячая скороговорка:

— Два БМРТ! Кто сейчас ставит трал на зюйд-ост от буя, ответьте 231-му.

У этих свои дела.

— Слон: Дмитрий три — Харитон семь.

И так двадцать четыре часа в сутки. К радио быстро привыкаешь. Возникает даже иллюзия непосредственного общения. Кажется, собрались мы все в одной комнате и беседуем.

ЛОВИТЬ РЫБУ

Мы поднимаемся в рубку отдохнувшие, бодрые, полные надежд. Я сменяю рулевого, Шабордин принимает дела у своего напарника..

— Ничего, — говорит тот вяло. — Обшарили все румбы. Ничего.

Начинаем шарить мы. Штурман не отходит от фиш-лупы, хотя плохо верит ей и называет все поисковые приборы «горшками». Вдруг лицо его светлеет.

— Показания, — шепчет он, — показаньица… Вот та-а-акие плюшки у грунта.

Кажется, мы набрели на косяк. Капитан волнуется:

— Раньше налим всегда так выглядел.

Люди, измученные ожиданием, собираются на мостике. Здесь и технолог, и радионавигатор, и даже доктор. Ждут. Тралмейстер хлопочет на палубе. Корма ныряет в космах тумана. Скоро в темном провале слипа показывается трал. Ни одного хвоста! Рыба, видимо, приподнята над грунтом и взять ее невозможно. Опять ничего. Уже в который раз. И кажется, ничего больше не будет. Никогда.

Мы снова спускаем трал. А что еще делать?

Капитан стоит у открытого окна. Длинное сухое лицо с выгоревшими бровями, зубы плотно сжаты, брови сдвинуты к переносице — совершенно страдальческое лицо. Он похож сейчас на крестьянина, замученного недоимками.

— Какая глубина?

— Сто семьдесят.

— Выйдете на двести и ложитесь на ост. Я пойду проглочу чаю.

Через четверть часа он снова появляется в рубке.

— Сколько у нас на курсе?

— Девяносто.

— Возьми десять вправо.

Капитан сидит в окружении самописцев и полыхающих зеленым огнем экранов, попыхивает сигаретой и как заклинание повторяет все те же, осточертевшие мне команды: «Десять влево. Пять вправо. Еще вправо возьми. Доворачивай, доворачивай. Так держать».

А тут еще туман, густой, сырой, теплый — прямо баня. В радиусе трех миль полсотни кораблей. Локаторы молотят круглые сутки. Они раскалились, хоть блины на них пеки.

— В таком молоке с ума можно сойти, — говорит штурман. Он трет усталые глаза, веки его воспалены. — Насмотришься в эти дырки (жест в сторону приборов), будешь как слепой котенок.

Он снова приникает к тубусу локатора и вдруг начинает ругаться:

— Куда он прет? Тоже мне джигит!

Штурман хватает микрофон.

— «Витебск», это вы пересекаете наш курс в трех кабельтовых? Вы же нас утопите! Возьмите вправо и разойдемся левыми бортами.

Пока мы расходимся с «Витебском», на курсе оказывается еще одно судно. Этого мы не можем дозваться: иностранец. Он быстро приближается, входит в мертвую зону локатора, и мы теряем его из виду. Звенит машинный телеграф. Сбавляем ход. Иностранец выныривает из тумана.

— Право руля!