Футбол с улыбкой

Благодаря этому в таком почтенном возрасте и продолжает работать. Еще недавно он трудился в клубе «Ноа», и не номинально, а бывал почти на каждой тренировке, ездил на самые дальние автобусные выезды, постоянно общался с главным тренером. Сегодня Эдуард Артемович – заместитель генерального директора «Урарту». Он по-прежнему весь в футболе.

А футбол – в нем. Поэтому, когда я спрашиваю его сына, кого в отце больше – армянина (по папиной линии) или еврея (по маминой), тот отвечает: «Футболиста!» И каждый из огромного количества голов, забивать которые в очень сильном чемпионате СССР было крайне непросто, – как его ребенок. Вот и отказывается он выделять лучший из них. Раз мяч пересек линию ворот – значит, это что-то родное, одинаково дорогое, которое никто у него уже не отнимет!

Как никто не отнимет и у вас эту книгу, за инициативу и поддержку в выпуске которой спасибо владельцу клуба – чемпиона Армении «Урарту» Джевану Челоянцу. Без него, фаната «Арарата»-73 и лично Маркарова, ничего бы не состоялось.

Я счастлив, что благодаря этому познакомился с чудесной семьей и провел бесценные часы в ее доме. Дай бог Маркаровым еще долгих лет жизни и здоровья – как и тем, кто видел его футбол, кто никогда его не забудет и передаст память о нем новым поколениям.

Приятного чтения!

Игорь РАБИНЕР

Глава I. Ночная машина из Баку в Ереван

Мама все чаще стала кашлять. Бронхиальная астма – болезнь серьезная, мы в семье понимали, что опасность всегда рядом. Но никто не мог представить, что конец наступит так скоро. Ей же было всего пятьдесят пять…

Был самый конец футбольного сезона 1970 года. 9 ноября мы в Москве встречались в матче последнего тура с ЦСКА. Для моего бакинского «Нефтчи» ничего не решалось – мы застряли в середине таблицы. Армейцы же были мотивированы до предела – победа гарантировала им участие в золотом матче против земляков из «Динамо». Меньше чем через месяц они в знаменитой переигровке в Ташкенте станут чемпионами СССР. А нас тогда ЦСКА легко обыграл – 2:0.

Я был в Москве, когда маму забрали в больницу. Мне до возвращения ничего говорить не стали, тем более что ее состояние никто не считал критическим. Когда вернулся в Баку и узнал, что случилось, тут же поехал в госпиталь ее проведать. Да, чувствовала она себя неважно, но не было никаких предпосылок к тому, что это наша последняя встреча. Видно, она ждала меня, чтобы попрощаться, хоть слов таких и не произносила.

А наутро позвонили и сказали, что – все.

У сестры Иры, волейболистки, призера чемпионата СССР, через два дня должна была быть свадьба. Огромная, с сотнями гостей. Все купили, подготовили, ресторан заказали, задаток внесли. Конечно, пришлось все отменять. Потом, спустя время, отметили в узком кругу. Но к переживаниям из-за ее свадьбы уход мамы отношения не имел. Она поддерживала их отношения и была бы счастлива прийти на праздник.

Так я в двадцать восемь лет остался круглым сиротой. Отца, популярного армянского футболиста Артема Агаларовича, не стало в 1964-м, семью годами ранее, тоже в пятьдесят пять лет. Вот там был полный шок, потому что вообще ничто не предвещало его ухода – он и карьеру-то закончил только в пятьдесят, и за ветеранов продолжал играть. Все случилось в одну секунду. А мама все-таки серьезно и много лет болела.

Мама – еврейка, звали ее Берта Григорьевна, но похоронили ее на армянском кладбище в Баку. Мне тогда еще в голову не могло прийти, что от этого кладбища скоро не останется и следа.

Семья у нас жила все-таки больше по армянским традициям, а у армян после смерти отмечают семь и сорок дней. На семь дней посидели, вспомнили. И тут друзья из Еревана во главе с защитником Шуриком Коваленко звонят, выражают соболезнования и в очередной раз зовут к себе:

– Ну что ты там остаешься? Устали тебя просить. У тебя же больше нет ничего, что держало бы тебя в Баку…

И ведь действительно – родителей, которые не хотели ехать, больше нет. Правда, жена Стелла училась в Баку, ей еще полтора года оставалось, госэкзамены, диплом, сыну Эрику два года… Но с этим можно было справиться, они ко мне не сегодня, так завтра переехали бы. Я чувствовал – мои отношения с родным городом заканчиваются. Не тот он уже, что-то в нем изменилось, причем безвозвратно. И команда не та, и отношение ко мне…

Веские футбольные причины для перехода тоже были. Меня стали преследовать травмы, из-за которых я в двух последних сезонах за «Нефтяник» (точнее, уже переименованный на азербайджанский манер в «Нефтчи») провел мало матчей. К тому же в то время после двадцати семи на тебя уже начинали смотреть как на ветерана, игроки считались не до конца боеспособными – меня, например, в команде уже называли Артемычем. Я чувствовал, что отношение ко мне в клубе уже не то, но при этом понимал, что еще способен на многое.

Во время чемпионата мира 1970 года я был травмирован, но еще совсем не помышлял о переходе в «Арарат». А руководители уже стали думать, как от меня избавиться. Доктором в «Нефтчи» работал армянин, и он мне как-то сказал: