Футбол с улыбкой

– Смотри, Артемыч, на тебя идет атака…

Главный тренер, Ахмед Алескеров, был ни при чем, «атака» велась на уровне республиканской федерации. Идея была такая: «Не тянет, тем более – армянин».

Тут и возникли мысли о переходе. А «Арарат» как раз остался без нападающего, и мне начали друзья и родственники названивать – приезжай, приезжай! И после смерти мамы я решился. Те, кто хотел меня убрать, добились своего. Но промахнулись. А я – доказал им, что они были не правы.

Все мои друзья давно были в Ереване. И в первую очередь – Шурик Коваленко, защитник «Арарата», с которым мы играли в юношеской сборной СССР. Он давно меня в столицу Армении зазывал, чуть ли не с самого начала карьеры.

Вот только при отце переехать в Ереван было невозможно. Он сам прошел в первые послевоенные годы через такой опыт, вышло неудачно, и мы вернулись в Баку. Папа пережил случившееся болезненно. Поэтому, как только я заговорил о том, не перейти ли в «Арарат», он отрезал:

– Пока я жив – ты в Ереван не поедешь.

Когда случились те отъезд и возвращение, я еще был слишком маленьким, чтобы их подробно помнить. Но история известная. Папу в 1946 году позвали играть в ереванский «Спартак», и мы всей семьей туда переехали. За Республиканским стадионом был бассейн и что-то вроде общежития. Там нас и поселили. Ему сказали: «Год поиграешь – дадим квартиру».

Прошел год, ничего не дают. Папа говорит:

– Неправильно как-то. Обещали же!

– Дадим, дадим! Надо еще немножко подождать.

Он остался еще на год. Его все так же продолжали «кормить завтраками». Но однажды, видимо, что-то произошло, терпение лопнуло. Папа пришел домой и сказал:

– Собирайте вещи, поехали обратно!

И его тон исключал любые споры.

Тогда в Баку жили люди, которые могли кумиру такое простить. И врагом народа (в фигуральном, разумеется, а, не дай бог, не в юридическом смысле) отец не стал. После чего и думать забыл об отъезде в Армению – не только своем, но и моем.

Его внезапно не стало в 1964-м, а мама много лет болела астмой. В 1968 году в межсезонье меня пригласили в Ереван, предложили осмотреться. Мы два дня с мамой побыли в гостинице, и она стала задыхаться. Мы сразу собрали вещи и уехали. Выяснилось, что с этим заболеванием в горах, где кислорода меньше, жить нельзя, а Ереван расположен намного выше Баку. Быстро это поняли и вернулись. Может, если бы такой реакции на смену климата не было, мы бы уже тогда остались.

Когда оттуда я ездил играть в Ереван, меня там как армянина по-особому приветствовали. К тому же у меня трое двоюродных братьев по папиной, армянской линии там были цеховиками, производили очки, джезвы, серебряные изделия. Продавали все это не только в Ереване, но и в Сочи. Человек сто на них работало, жили богато. Процентов по тридцать «на лапу» раздавали – хочешь не хочешь, а крутиться как-то надо было. Еще тридцать – работникам, остальное – себе. Им более чем хватало.

Все они, к сожалению, умерли молодыми: кто в сорок, кто в пятьдесят. Но это произошло уже позже, а в начале семидесятых в Ереване из родственников было кому меня ждать. И когда я приезжал с «Нефтяником», они, влиятельные в городе люди, контролировали, чтобы народ перед нашей гостиницей не шумел. Тогда это дело любили, чтобы приезжей команде не дать нормально подготовиться к игре.

Важно и то, что в Баку (прежде – совершенно интернациональном, где никто не спрашивал, какой ты нации, и бытовала такая фраза: «национальность – бакинец») с конца шестидесятых пошел крен в сторону национализма. Армян уже не любили и давали им это понять.

Уже после отъезда в Армению я, никому ни о чем не рассказывая, приехал из Еревана на сорок дней со дня смерти мамы, сходил к ней на кладбище и спокойно уехал. Никто меня задерживать не пытался. А через две-три недели армянское кладбище сровняли с землей…

Узнал об этом случайно через какое-то время, когда задумал снова съездить на могилу мамы. Позвонил другу, рассказал о намерении, а он меня и огорошил. Я ужаснулся – и лишний раз подумал о том, что все сделал правильно.

Стелла:

Ой, сколько слез было, когда он уезжал! А как Ира, сестра Эдика, просила его остаться! Она понимала, что не сможет переехать в Ереван со своим парнем, будущим мужем, азербайджанцем. Мне тоже в Баку было хорошо.