Футбол спасёт Россию

Позволю себе небольшое лирическое отступление. По молодости лет, когда я думать не думал становиться спортивным журналистом, я занимался такой специфической наукой, как фольклористика. Среди прочего, ездил по отдалённым северным областям и собирал образцы устного народного творчества. И вот, будучи студентом четвёртого курса филфака педагогического университета (со мной на одном курсе, кстати, учились тоже отнюдь не собиравшиеся в ту пору становится спортивными журналистами Василий Уткин и Дмитрий Фёдоров), отправился я в составе очередной фольклорной экспедиции в Архангельскую область. В ту пору (а шло лето 1991 года) многие вопросы невозможно было централизованно решать из Москвы. Схема была обычная, вполне себе советская: приезжаешь в областной центр, там несёшь бумаги в соответствующую контору, добываешь билеты до райцентра, ну и так далее. И вот случился уже какой-то позднесоветский бардак, билетов на теплоход от Архангельска до Мезени оказалось не достать ни при каком административном ресурсе. Но добрая тётенька в обкоме развернула перед нами карту и сказала: показывайте любое другое направление в области — сделаем.

Мы приуныли. Ну, как можно по карте административно-территориального деления определить залежи фольклора? И тут взгляд случайно упёрся в самый край географии: почти на границе с тогдашней Коми АССР располагался странный географический объект с восхитительным названием — Нюхча-Занюхча. Во все стороны тайга, дорог практически нет. Долететь реально только на Ан-2. Происхождение нелепого на первый взгляд имени объяснялось, на самом деле, просто: на берегу красивой северной реки Нюхча (название финно-угорское, сейчас другими этимологическими деталями утомлять вас не буду) выросла одноимённая деревня. В 19 веке она совсем уж разрослась (более 600 дворов) и отселившиеся за реку жители образовали вторую деревеньку — Занюхчу. Но большевики — из экономии, очевидно, поставили в 20-е годы один сельсовет на две деревни. Так на картах возникло нелепое словообразование, которое и в голову никому прежде не могло прийти — Нюхча-Занюхча.

Мы, кстати, вовсе не обманулись с ожиданиями. Песен, быличек и много чего ещё записали столько, что хватило впоследствии на несколько дипломных работ и даже диссертаций. Но название я запомнил на всю жизнь. Это было краем географии в очень многих смыслах. И когда я хочу обозначить некое далёкое место, до которого долго и сложно добираться, я не про Южное Бутово, как многие москвичи, говорю, а именно про Нюхчу-Занюхчу.

Так вот, Селуёвик — такая же Нюхча-Занюхча. Только разве что поближе к европейским просторам. Трястись от гостиницы надо полтора часа в один конец. Альтернатива — только электричка. И поле, мало напоминающее лучшие образцы спортивных баз. Да и название соответствующее: Селуёвик — село селом. Я специально нашёл время съездить. В этом местечке мало что напоминало о футбольном празднике. Цены на овощи на небольшом рынке вблизи железнодорожной платформы волновали местную публику больше, чем гремящие где-то, словно на другой планете, футбольные евро-битвы.

Так что гордиться выбором отеля и выбором такой базы может только глубоко недальновидный человек. Это во-первых. А если брать «во-вторых»... Всё то, что наделал этот человек за недолгие полтора года своего правления, похоже на разрушительный смерч. Причём смерчи — это хотя бы проявление природных сил, которое сложно стопроцентно предугадать, предупредить и т.п. Это буйство природы, с которым человек не всегда способен совладать. А вот всё то, что происходило в недрах Российского футбольного союза, подчинялось определённой логике. Логике разрушительных поступков, логике порочной самоуверенности. А ведь известно, что лучше осторожный профессионал, чем активный дилетант. Сергей Фурсенко оказался именно таким, некомпетентным, но страшно напористым человеком. Разгребать и расхлёбывать нам всё это придётся ещё очень долго.

Не хочу я сейчас заниматься анализом поспешности перехода на систему «осень — весна». Переход был затеян с подачи владельцев нескольких ведущих футбольных клубов (ясно, что в стране, где полгода — зима, подавляющее большинство функционеров были категорически против подобных революций), но и они, увидев, как это было сделано, с какой вопиющей некомпетентностью и при полном отсутствии хотя бы минимально продуманного набора шагов и сопроводительных мер, быстренько от этой темы дистанцировались. Мне, в данном случае, как человеку, наблюдающему за вакханалией, творившейся в доме на Таганке, важнее не то, какие решения принимались (об этом, в конце концов, все и без меня наслышаны), а то, как именно они принимались. В принципе, только на основе всего того, о чём я хочу рассказать ниже в этой главе, можно составить целую книгу. Поэтому нещадно наступая на горло собственной песне, обрисую ситуацию лишь крупными мазками, не вдаваясь в детали.