Футбол – только ли игра?

Старостин прекрасно разбирается во многих областях жизни – в международных отношениях, внутренней политике, экономике. Без труда могу представить его на любой государственной должности – на месте министра финансов, к примеру, или председателя Госкомитета по ценам. Вовсе не потому, что помножает в уме пятизначные цифры и окончил когда-то финансово-экономический техникум. (Другой и после академии столько бы не знал.) Он светлейшая голова. Умеет всегда не только разобраться в сложных перипетиях происходящего, но и предвидеть ход событий. Все, чего не знает, способен постичь в короткое время. А экономика – его конек. Выступает на Федерации футбола и говорит о том, что необходимо сделать, чтобы футбол стал рентабельным предприятием.

Ему давно за восемьдесят, но о свежести ума можно вести речь не ради красного словца. «Что будет, если Старостин уйдет из „Спартака“?! Оставался бы подольше!» О многих ли людях столь почтенного возраста услышишь подобное?

Все дни у него точно расписаны. Должность начальника команды – сумасшедшая. Ты и комиссар, и стратег, и хозяйственник – все бытовые нужды на тебе: квартиры, детские сады, ясли, путевки…

Старостин всегда умеет убедить жилищную комиссию райисполкома, что такому-то спортсмену необходима квартира, отказать никак нельзя. Кто-то другой пойдет на комиссию – загробит дело, а Старостин выиграет. Умение убеждать, поддерживать уважительный тон разговора, обаяние – все при нем. И авторитет, конечно. Его всюду готовы были мгновенно принять. Но по скромности в приемных занимал очередь, не лез вперед. Обычно с утра говорил мне как старшему тренеру:

– Никита, давай сядем, обсудим ряд вопросов. – Садились, обсуждали, всегда советовались друг с другом. Потом он поднимался: – Ну все, я пошел, – и шел по делам команды в райисполком, в Моссовет, в ВЦСПС…

Всех нас подкупала его демократичность, его доброта. Только в крайнем случае он употреблял власть, отчислял игрока из команды. Но и при этом не унижал человеческого достоинства, разговаривал по-отечески: ему никогда не была безразлична судьба, в которую вынужден вмешаться. Отчисляя кого-то, вздыхал, страдал, мучился.

Меня всю жизнь упрекали в мягкости. Но по сравнению с ним я кремень. Когда требовал от него как от начальника команды применения санкций, он внимательно, сдвинув очки, смотрел на меня, будто видел впервые, и басил: «Слушай, Никит, я не знал, что ты такой жестокий, что можешь так ощетиниться».

Великолепный администратор, великолепный организатор, является не только начальником команды, но и ведет огромную работу в городском совете общества.

Сколько помню Николая Петровича, ни разу он не был в отпуске. Как-то встречаю его на улице, идет ослабевший после гриппа. (Никогда, кстати, не принимает лекарств, как бы плохо ему ни было.) Спешит на Красносельскую в городской совет «Спартака», говорит, дел много накопилось. А вся футбольная команда в это время отдыхает – и футболисты и тренеры.

Его работа для любого может служить образцом отношения к делу. Не пропустил ни одной игры, ни одной поездки. Зубную щетку в сумку – и на самолет. Рассказывал, звонит ему супруга Бескова, сообщает, что Константин Иванович себя плохо чувствует, поехать на игру не в состоянии: «И вообще, Николай Петрович, ему уже за шестьдесят, не мальчик…» Смеется: «Значит, я еще ничего. Никит, а? Если о моем возрасте забывают?»

Действительно, забываешь, когда смотришь на его легкую подтянутую фигуру или слушаешь его ироничные речи.

– У тебя же был юбилей! – воскликнул при встрече. – Как я пропустил? Неужели шестьдесят? Взрослеешь. Мы хотим прийти к тебе с подарком. Как лучше – с гравировкой или без?

С гравировкой, отвечаю, коли подарок от любимого «Спартака». Пришел, торжественный, вместе с Алексеем Парамоновым, не побоялся высоких слов: «Золотому фонду „Спартака“…» Я был немало смущен. Он говорил как дорога ему та плеяда футболистов-спартаковцев, которую и мы с Парамоновым входили, команда пятидесятых годов…

А мне всегда приятно, когда на вопрос, кого он вырастил, подготовил, Николай Петрович отвечает: «Симоняна». Он меня многому научил и учит. Учился я у него уважительному отношению к людям, спокойствию, привычке все взвешивать, не спешить со скоропалительным ответом или суждением.

Часто думаю, не встреть Старостина, я был бы, вероятно, другим человеком. Мы многое берем от тех, кого любим, многое усваиваем осознанно и неосознанно.

– Николай наш – великий человек, – услышал однажды от Андрея Петровича. – У нас у всех небольшая разница в возрасте, а ведь это он нас ставил на ноги, с восемнадцати лет работал не покладая рук и нас тянул.

Фамильная старостинская черта – невероятная притягательность. Встретишься с кем-то из них, поговоришь – праздник.

Андрей Петрович был большим эрудитом. Я удивлялся, сколько же он знает! Уверен, ни один любитель футбола не прошел мимо его интересных книг. Многие выдающиеся актеры, композиторы, писатели относились к нему с большим пиететом.