– А знаете, – сказал один из них, – мы тогда вдруг почувствовали, что вы не задержитесь в Ереване надолго, и это на нас плохо действовало.
Я опешил. Я не вел себя как временщик. Но что-то, видимо, ребята уловили в моем состоянии. Не только тренер, оказывается, наблюдает за игроками, у них тоже внимательные глаза. И подумал, наверное, они в чем-то правы. В то время, помимо всего прочего, и мои личные дела складывались так, что необходимо было вернуться в Москву…
Не жалел ли, что после творческой работы занялся административной? Не жалел. Организация футбольного хозяйства – это тоже интересно. Здесь свои сложные проблемы. Познал новую сторону футбола, и потом это мне пригодилось в тренерской работе. Правда, тогда не думал, не прикидывал, надолго ли задержусь в управлении. Хотя многие коллеги и журналисты, среди них Лев Иванович Филатов, к которому склонен прислушиваться, говорили: «Рано вы, Никита Павлович, сели в кресло, вам бы еще работать и работать на поле – с командой». Я отвечал, что не перешел в другое ведомство, не занялся выпуском бобов в томате. Остался в футболе.
УЧИТЕЛЬ
Мы выходим вместе с Николаем Петровичем Старостиным после совещания в Госкомспорте, и он говорит мне:
– А знаешь, Никита, – так и зовет по старой памяти Никитой: мальчишка же я для него, шестидесятилетний мальчишка, – раньше порядки и правила в футболе были строже. Сейчас игрока дисквалифицируют, а через месяц-другой, смотришь, все ему вернули, вроде бы и не наказывали. А раньше… Вот был у нас случай в 1922 году…
Так всегда: он рассказывает о каком-то случае как о вчерашнем-позавчерашнем, а ты спешно отсчитываешь назад десятки лет, чтобы представить себе, когда это было, что происходило вокруг и родился ли ты к тому времени или не родился.
Меня еще в уличную команду не принимали, а Николаю Петровичу, одному из самых первых, присвоили звание заслуженного мастера спорта СССР. Был капитаном команды «Промкооперация» (так назывался прежде «Спартак»), капитаном сборных Москвы и СССР. Потом на капитанском «мостике» этих команд его сменил брат Александр, а чуть позже повязка капитана «Спартака» перешла к Андрею.
Не могу – да только ли я? – представить себе советский футбол без Старостиных, без четырех Петровичей – Николая, Андрея, Александра, Петра. Выдающиеся футболисты – уже в двадцатые годы, не говоря о тридцатых, вся Москва знала Старостиных, – они стали выдающимися организаторами, спортивными деятелями, утверждающими высокие идеалы нашего спорта.
Стояли у истоков «Спартака». У Николая Петровича, старшего из братьев, собралась инициативная группа. Ночь напролет спорили о названии нового общества. Под утро все решила лежавшая на столе книга Джованьоли «Спартак».
Теперь, хорошо зная Николая Петровича, его комиссарское начало, могу вообразить речь, которую он произнес:
«Вождь римских гладиаторов был не просто ловок и силен. Его отличали верность цели, мужество, воля к победе. Эти черты должен прививать спортсменам наш „Спартак“.
Много слышал о братьях еще до знакомства. От Сергея Сальникова, который знал их с детства, по Тарасовке, чтил, поклонялся, и не только от него. О них ходило столько устных рассказов, легенд! Я их впитывал, приехав в Москву, хотя в те годы фамилия Старостиных как бы выпала из истории футбола, спорта. Братья были репрессированы как «враги народа». Но Москва помнила их.
Так что мужество потребовалось им не только в спортивной борьбе. Все выдержали. И потом – ни жалоб на судьбу, ни озлобленности, лишь беззаветное служение любимому делу.
Александр Петрович много лет возглавлял Федерацию футбола РСФСР, Андрей Петрович был председателем федерации футбола Москвы, начальником сборной страны, Николай Петрович – вот уже сколько лет! – бессменный начальник команды «Спартак».
Помню, как мгновенно разнеслась по Москве радостная весть: «Старостины возвращаются!» В футбольных кругах только об этом и говорили: «Слышал, возвращаются?!» – «Уже вернулись!» Узнали тотчас и другое: Николай Петрович будет начальником «Спартака». С нетерпением его ждали. Интересно, какой он?
И вот стоит он перед нами – высокий, стройный, элегантный… Вспоминая тот день, еще раз сожалею, что не воспитал в себе привычки вести дневник, в моем личном архиве – лишь несколько записных книжек, в которых иногда делал пометки во время поездок, чемпионатов. Сейчас я бы очень хотел восстановить, что же именно сказал нам тогда Старостин. Но осталось лишь ощущение, на поле мы не вышли – вылетели. Вылетели уверенные – победим!
С той поры смотрел на него во все глаза: что скажет, как поступит? Не переставал восхищаться его мудростью, широтой знаний, образованностью.