Читаем Футбол - только ли игра? полностью

Сейчас далеко не все жены так ходят на футбол. А выйти замуж за футболиста мечтают многие. Завлекательно: слава, зарубежные поездки, модные тряпки… Но быть женой футболиста так же нелегко, как, скажем, женой моряка. Жизнь футбольной звезды трудна – перегрузки, нервное перенапряжение. Человеку в такой ситуации очень нужен надежный дом, где он всегда встретит понимание. А некоторые ребята – по ним чувствуешь – возвращаются на сборы расстроенными, взвинченными. Случается, закончилась футбольная карьера – и жена спешит с признанием: «Ошиблась. Не любила, не люблю…»

Конечно, я знаю и хорошие семьи, заботливых жен. Но нередко они устраивают тренерам настоящую осаду:

– Муж не бывает дома, то у него поездка, то сборы! Это же ненормально! Что за жизнь?!.

Начинаешь говорить:

– Разве вы не знали, что выходите замуж за футболиста? Так и будет, поездки, сборы… Вот кончит играть, станет домоседом. А пока терпите…

В наше время, правда, было повольней. В Тарасовке общество «Спартак» снимало частные дачи. Холостяков поселяли по двое-трое в комнате, женатых отдельно. У всех семейных жены с детьми приезжали в Тарасовку на лето. Ходили друг к другу в гости.

На одной из дач жил Тимофеич с супругой. Зинаида Ивановна была хозяйственной, домовитой и властной: следила, чтобы муж строго соблюдал режим. Иногда после игры, после бани Николай зовет нас к себе: «Пошли, ребята, посидим, победу отпразднуем». – «А Зина?» – спрашиваем с опаской. «Что Зина?! Что Зина?! Кто, в конце концов, хозяин в доме?»

Зина с порога угадывала наше настроение, наше намерение. Под горячую руку такого могла наговорить! Но быстро отходила, начинала накрывать на стол. У нее всегда все было вкусно. Мы ели, похваливали. А Тимофеич с гордостью поглядывал на жену, был рад, что мы у него в гостях, что и нам достается ее забота.

Не припомню в команде человека, который бы его не любил, не относился с особым почтением. Игорь Нетто ласково называл его дедушкой русского футбола.

Когда я только попал в «Спартак», «дедушек» в нем было немало. Капитан Василий Соколов. Прирожденный вожак, хотя человек далеко не простой. Большая сила воли, злость, азарт в игре. Влияние на других имел огромное. Ему было за тридцать шесть и тем не менее продолжал играть.

В линии полузащиты в то время играли Олег Тимаков и Константин Рязанцев. Тимаков – суровый, напористый, всегда лез вперед. Не обладал высокой техникой и тем не менее часто забивал решающие голы. Рязанцев – полная ему противоположность. Не очень быстрый, маленький, кругленький, курчавый, нос картошкой. Его звали «Карандаш». Ростом он, правда, был повыше знаменитого клоуна, любимца Москвы тех лет, но очень похож на него. Отличался высокой техникой, свои умения и знания держал при себе.

Если у кого-то не получался тот или иной прием, Рязанцев, подойдя, говорил: «А я знаю, как это сделать, но не покажу». Фирма секретов не выдавала. Иногда, правда, расщедрится, отведет в сторону: «Ладно, только тебе… Смотри. Но ты – никому!» Нет, это был не Тимофеич со своей широтой. И не его знаменитый брат Пека.

Вскоре Рязанцева сменил Нетто. Прежде он играл в дубле. Был уже заметен, знал себе цену. Если его не ставили в основной состав, заявлял старшему тренеру Дангулову:

– Все равно я свое место не сегодня завтра займу.

И мы верили: займет. Все при нем – умение играть в обороне и в атаке, чувство игры, характер, наконец, спортивная злость.

Он играл современнее Рязанцева. Ведь футбол идет вперед – увеличиваются скорости. От игрока все больше требуются быстрота мышления, способность мгновенно принимать решения. Рязанцев уже выглядел тихоходом, а Игорь в совершенстве владел скоростной техникой. Мог в мгновение обыграть соперника, рвануться вперед, нанести удар и тотчас вернуться назад.

Все игроки его сразу признали.

Но как только он это почувствовал, тут же прорезалось все своеобразие его характера. Стал нетерпим к нам на поле. Не прощал ни малейшей оплошности в игре, грыз всех нещадно. В общем-то он всегда бывал прав, но ведь не за всякий промах стоит корить. А Игорь давил на всех и вся, кричал. Правда, при этом никогда не останавливался и ни на секунду не упускал из виду мяч.

Мчится в атаку, но успевает крикнуть Коле Тищенко: «Хохол, куда лезешь, что делаешь?»

Вспоминая матчи, так и слышишь их «звуковое сопровождение». Товарищи ведь тоже не молчали, не спускали.

Скажем, такого, как Тищенко, он не мог вывести из равновесия, а вот Анатолий Ильин, случалось, терялся. Игорь до конца, пока Толя играл, «ел» его, «воспитывал». Ильин нередко сам пытался забить мяч, хотя выгодней было передать товарищу. И Нетто прорывало: «Ты что?! В газету мечтаешь попасть?»

Незаметно Нетто выдвинулся в лидеры. И потом, когда закончил играть Василий Соколов, мы выбрали Игоря капитаном, хотя, конечно, характер капитана далеко не всем нравился. Но все понимали: он справедлив. И это было главным. Плохо другое: в игре, когда все напряжены до предела, от горячего слова нетрудно завестись.

Перейти на страницу:

Все книги серии Звезды спорта

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное