Футбольное поле

Лучше поторопиться, мало ли что удумает Дилярка. Бегу к роликодрому. Тимка стоит у входа.

– Ура! Вы ещё здесь, – подхожу к нему. – А где Дилярка?

– Катается, – Тимка показывает на сестрёнку. – Вон она! – и машет ей рукой.

Дилярка упала раза два, потом взялась за бортик.

– Её надолго хватит? – спрашиваю.

– Не знаю, – Тимка хмурится. – Но у меня на карточке ещё где-то на два автомата. Потом домой! Пусть хоть обревётся!

– У меня ещё на парочку должно хватить, – я протягиваю Тимке карточку.

Он смотрит удивлённо, потом улыбается:

– Играй сам.

– Я не хочу, – вкладываю карточку ему в руку. Ищу глазами Дилярку.

– Я видел тебя. Ты прям как мой брат!

– В смысле? – хмурюсь. – Где ты меня видел?

– Ну я искал Дилярку и видел, как ты пенальти забиваешь. Я посмотрел немного и дальше побежал искать.

Мне становится стыдно. Тимка продолжает:

– А говоришь, не играешь больше в футбол!

– А при чём тут твой брат?

– Ну ему тоже нельзя, а он играет.

Хочу спросить ещё, но тут Тимка срывается с места. Дилярке надоели ролики, точнее, надоело падать, и она побежала к другому автомату.

Стена и стенка

Выхожу из «Меги» пустой внутри. Пустота и на душе, и в теле. Я устал. И на Дилярку, которая только что ревела во всё горло, а теперь, забыв обо всём, умчалась к фонтанам, смотреть не могу. Но Тимка другой. Он стойко выдержал её истерику и сейчас с улыбкой наблюдает за сестрёнкой.

– Осторожно, Диляра! – Подбегает к ней и поднимает к фонтану. Показывает, что, если протянуть руку, капли воды будут весело её щекотать.

– Ух ты! Смотги! Она бгызгается! – Наконец она угомонилась. Там, в «Бэбилоне», она бегала от одного автомата к другому, вытаращив глаза, онемев и оглохнув. И не слышала наших с Тимкой вопросов и просьб. А сейчас, как ни в чём не бывало, весело тараторит.

Дилярке сегодня исполнилось пять. Она самая младшая в семье, самая любимая, и с ней больше всего проблем. С того момента, как ей стукнуло три, она переболела всеми болезнями и всё старается узнать новые. С жадностью хватается за каждую инфекцию. Тётя Зарина часто лежит с ней в больнице. А дядя Чингиз работает на двух работах, чтобы оплачивать лечение. Дунет ветерок, пусть самый тёплый на свете, Дилярка всё равно простынет. Поэтому кроме красного платья на ней сейчас колготки и кофта.

Тимка почему-то уверен, что все болезни сестрёнки связаны со старшим братом.

– Она начала болеть, когда он ушёл, – сказал как-то Тимка. – Мама всего месяц после родов дома просидела, а потом на работу вышла. И с Диляркой нянчился он, не я. Он ей песенки пел, сказки читал, подгузники менял, купал её, кормил, понимаешь?

Я до сих пор не понимаю. Ну растил он её, ну ушёл. При чём тут её болезни?

Старшего брата Тимки, Рената, я не видел уже давно. Кажется, после университета он почти сразу переехал в город. Тогда же тётя Зарина бросила работу. С Ренатом мы никогда особо не общались, но Тимка раньше им восхищался. Всё время о нём говорил. А вот последние два года редко его вспоминает. И, когда вспоминает, становится грустный-грустный. Будто Ренат не в городе, а умер.

– Тиму г, а мы тепегь куда пойдём? – Кроме «р» Дилярка не выговаривает и «л». Надо прислушаться, может, ещё что-нибудь не выговаривает.

– Мы домой поедем, Диляра, – Тимка берёт её за руку.

– Уже? Так быстго? – расстроенный голос сестрёнки заставляет Тимку опуститься на одно колено.

– Мы потом ещё приедем, – ласково говорит он и улыбается.

– Да? А когда?

– Ну потом. Я тебе скажу когда, хорошо?

Дилярка кивает и тянет Тимку к дороге. Тимка на ходу берёт мобильный и кому-то звонит:

– Мам, это я. Всё хорошо, мы едем домой. Ладно, я скину, когда будем на вокзале.

А я с мамой редко созваниваюсь. Раньше ещё звонил, но она почти всегда на встречах и отключает телефон.

Тимка звонит ещё кому-то.

– Теперь кому? Дяде Чингизу? – смеюсь.

– Нет. – Тимка грустный. И грусть эта та самая, ренатовская. – Алё! Рен, мы возле «Меги». Ага, подождём.

Недоуменно смотрю на Тимку.

– Ты только маме моей не проболтайся, ладно? А папе тем более! – говорит он.

Удивляюсь ещё больше:

– Так Дилярка же скажет!

– Нет, она понимает, что нельзя. А если и скажет, то позже и только маме.

Я давно уже запутался во всей этой истории. Знаю только, что про Рената в семье Тимки вспоминать и говорить запрещается. С тех самых пор, как он ушёл. Встречаться с ним, вообще-то, тоже нельзя, но Тимка рассказывал, что иногда он этот запрет нарушает.

– Они с Диляркой редко видятся, – Тимка будто оправдывается. – Рен иногда приезжает в посёлок, и я её тайком к нему привожу.

– И что, удаётся? – спрашиваю. – Ну тайком всё проворачивать?

– Не всегда. Получаю иногда, когда Дилярка проболтается. Мама, правда, в последнее время смирилась. Ругает, но папе не сдаёт. – Тимка смотрит на дорогу и вглядывается в машины.

– А почему так, Тим? – Впервые мне стало интересно.

– Ну-у, – Тимка вздыхает. – Длинная история.

Дилярка тянет его обратно, в сторону «Мети». Тимка шепчет:

– Дилёк! Давай подождём, сейчас Ренат приедет.

Дилярка тут же, как по волшебству, успокаивается, становится такой же грустной, как Тимка, и обнимает его.