Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 1. Выступления, статьи, манифесты

Дальше он говорил о футуризме в поэзии, о Маринетти и его книгах, о футуризме в живописи, об отношении к импрессионизму и кубизму, о цвете и линии, о передаче движения, о посткубизме, о лучизме и т. д.

Лекция всё время прерывалась хохотом, весёлыми замечаниями публики, свистом и аплодисментами. Больше всего публика смеялась картинам Ларионова, которые демонстрировались на экране.

Одна картина, по словам докладчика, должна была изображать улицу.

Но на экране появилась такая каша, что в публике раздался хохот.

– Ну и улица!

– Похожа на Парадную! – сострил кто-то.

Г. Зданевич поспешил объяснить, что художник сделал только иллюстрацию к стихотворению: “Повернул лихач зад налево и наехал на столб”.

Было ясно, что докладчик просто смеётся над аудиторией…

Настроение публики сделалось бурным.

При следующей картине, изображавшей какую-то детскую пачкотню, кто-то остроумно спросил:

– А сколько лет художнику?

– Тридцать два года, – ответил докладчик.

– И неужели он на свободе? – крикнул другой голос.

Атмосфера сгущалась, и находившийся в зале полицейский офицер счёл нужным сделать предупреждение, что закроет собрание.

После перерыва настроение публики немного улеглось, и г. Зданевич начал вторую часть своего доклада.

Здесь он объявил себя ненавистником любви и требовал презрения к женщине как к носительнице таковой.

– Любовь выдумали поэты, и так как она мешает жить, то её надо выкинуть, – говорил докладчик.

Не только любовь к женщине, но и любовь к матери должна быть выкинута, а следовательно, должна погибнуть семья…

Нужно, чтобы литература пришла на помощь и умножила число свободных от любви людей…

От любви г. Зданевич перешёл… к башмаку.

– Мы утверждаем, что современный башмак прекраснее Венеры Милосской, – продолжал вещать ерундист.

Венера красива лишь потому, что нас научили этому…

В башмаке же есть красота идеи, свойственная всякой обуви.

Отделённые от земли подошвой, мы более свободны.

Докладчик так углубился, что коснулся даже… брюк.

– Почему мы заворачиваем брюки? Потому что презираем землю, а вовсе не из боязни их запачкать»[33].

Сообщалось, что «даже такой неисправимый декадент, как д-р Кульбин, и тот не мог сдержать смеха во время лекции»[34].

Термин «всёчество» обнародован в докладе не был, хотя некоторые газеты и процитировали лозунг докладчика: «Футуризм превзойдён, и мы основатели направления вполне самобытного»[35]. Сам Зданевич, уже после лекции, вновь сообщал Ларионову: «Это выступление – последнее футуристическое, ибо довольно, больше футуризм проповедовать нечего, [т. к. достаточно сделано в этом направлении]. Об этом я и заявил»[36].

Одновременно с подготовкой к докладу о футуризме в Петербурге Зданевич набросал первые черновики «Манифеста всёчества» и наметил основные принципы нового направления: полноту использования всех изобразительных средств, существовавших до сего дня, и вневременность и внепространственность искусства[37]. К осени идея проповедования всёчества созрела и утвердилась окончательно. Публичная пропаганда нового направления была начата Зданевичем в Москве лекцией «О Наталье Гончаровой и всёчестве» (5 ноября 1913 г.), приуроченной к закрытию выставки художницы.

Сразу же при провозглашении всёчества критика разразилась потоком обвинений его в эклектизме: «Футуризм отжил свой век, – комментировал лекцию Зданевича обозреватель газеты “Русское слово”. – Его сменило “всёчество”… Сущность последнего в том, что ни один момент искусства, ни одна эпоха не отвергаются. Наоборот, победившие время и пространство “всёки” черпают источники вдохновения где им угодно. Конечно, это “всёчество”, за исключением неуклюжего названия, просто-напросто – всегда существовавший эклектизм, но нельзя всё-таки не порадоваться тому, что варварски разрушительные тенденции футуризма отвергнуты ныне даже бывшими его адептами»[38].

Не вдаваясь здесь в терминологические подробности, можно лишь заметить, что отождествлять всёчество и эклектизм некорректно и непродуктивно хотя бы потому, что всёчество по самой своей сути переводит понятия заимствования, цитирования, копирования в иную плоскость и предполагает гораздо более оригинальный взгляд на природу художественного творчества. Собственно говоря, именно тогда впервые был продекларирован принцип «искусство про искусство», получивший затем такой мощный резонанс в художественной культуре XX в.

В конце ноября 1913 г. письмом в редакцию «Биржевых новостей» было объявлено о предстоящем «первовечере всёков», назначенном на 10 декабря в зале Тенишевского училища: