Серёгин решил пойти на кухню и попить водички – что-то в горле совсем пересохло. Он поднялся с дивана, согнав Барсика со своей головы, и потянулся через прихожую на кухню. У входной двери Пётр Иванович притормозил и прислушался. Нет, кажется, всё нормально, сосед сверху пылесосит…
За окнами уже висела темнота, а зелёные цифры на часах на кухне пищали: «21:21». Да, поздновато сосед пылесосит. Наверное, жена заставила. Жена у него допоздна угорает на работе, а сам он бьёт баклуши, стоя на бирже труда…
Не включая свет, Пётр Иванович отпил несколько глотков прямо из стеклянного кувшина, вернул его назад на кухонный стол и случайно взглянул на тёмное окно. Каштан снова разросся, и его ветка почти задевала стекло. Надо будет вызвать пилильщиков из ЖЭКа – пускай пилят – это их работа… «…Не я, а верхнелягушинский чёрт» – даже после того, как Серёгин проснулся и совершил прогулку из комнаты на кухню, Зайцев продолжал проклёвывать ему проплешину. Да, точно отпуск бы не помешал, а то с такой работой психиатрическая клиника становится всё ближе и ближе… «Верхнелягушинский чёрт-чёрт-чёрт-ёрт-ёрт!»… Стоп. Кажется, в абсурде «Космозайцева» есть зерно истины. Пётр Иванович присел в темноте на стул и мысленно вернулся в покинутый по непонятной причине дом плотника Гаврилы Потапова. Вернулся туда, в кухню, к печке, из-за которой вылез тот некто, который его «уделал». Опять стоп: некто вылез из-за печки? Да, Серёгин сейчас твёрдо в этом уверен, хотя Зайцев тогда стоял у окна. Зайцев стоял у окна, Недобежкин и Синицын попытались схватить его, Зайцев настучал им по шапкам. А чего он тогда их не «уделал» так же, как и Серёгина? Недобежкин с Синицыным не блеют – Пётр Иванович, по крайней мере, ни разу не слышал, чтобы у кого-то из них открылась «мегекость». А если Зайцев так заметает следы – то должен был «попортить» всех, кто его видел, а не только одного Серёгина! Значит, это был не Зайцев, а кто-то другой, кого видел один только Пётр Иванович, а все остальные не видели… А куда потом делся Зайцев? За печку? Пётр Иванович вдруг явственно представил себе, как Зайцева хватает какой-то тип и тащит туда, за печку. Какой тип? И как тащит, когда печка стоит к стене вплотную? Да, у этого Потапова не печка, а какая-то «обитель зла», честное слово… А они – менты называется – сделали из Лягуш длиннющие ноги и даже не попытались выяснить, что за «сверчок» водится у Потапова за печкой. Если бы не этот суетливый Недобежкин, который хочет узнать всё и сразу – Пётр Иванович бы методично добился разрешения на разбор печки, методично бы её разобрал и увидел бы, где зарыты все собаки. «Верхнелягушинский чёрт» – сказал в голове Серёгина виртуальный Зайцев. Или это память Серёгина говорит его голосом? Да, скорее всего она, память. Пётр Иванович – прагматик – не верил в голоса свыше, в предсказания и в чертей. Просто он что-то помнит вопреки гипнозу, который попытался наложить на него… кто? Результат проекта «Густые облака»? Возможно. Но только это не Зайцев…
Пётр Иванович ещё раз глянул на улицу, будто пытался найти ответ там. А, не найдя – решил ещё поспать. Утро вечера мудренее – так говорили наши великие предки, которые знали больше нас. Серёгин решил послушаться их – а вдруг увидит ещё какой-нибудь сон?
====== Глава 116. Никуда не денешься. ======
Николай Светленко, бывший «король воров», ныне изловленный, ехал в поезде, в тряском вагоне. Вагон был купейный, и в четырёхместном купе, кроме Коли, ехали три обладателя внушительных мускулов, которые конвоировали его… в никуда. Николая не судили, ему не вынесли никакого приговора – разве Генрих Артерран будет утруждать себя каким-то судом? Он же «рейхсфюрер», а значит – и ловец, и судья, и палач…