G.O.G.R. (СИ)

— Пускай, этот гусик думает, что мы с вами вышли из игры. Я ему не доверял и не доверяю: слишком уж настырно он требовал от нас тридцать седьмое дело, и я не удивлюсь, если этот «интерпольщик» окажется завязан с Генрихом и с Зайцевым в одну шайку! Я не знал, как выпроводить его отсюда ко всем чертям, а теперь — понял. Я ему «куколку» впихнул, два дня её готовил… Я тут подметил, за что он хватался, и твоя, Серёгин, задача — снять его пальчики. Потом разберёмся с этой простынёй, а завтра — посмотрим, что там накопал Смирнянский.

Глава 123. «Петушиное слово»

И лишь после того, как исчез Кораблинский, и они с Серёгиным закончили выискивать по кабинету отпечатки пальцев Никанора Семёнова — Недобежкин решил, что всё, пора заглянуть к Ежонкову и Вавёркину. День уже подошёл к концу, и за окнами висели ночные сумерки, подсвеченные оранжевым заревом уличных фонарей. Коричневый ночной мотылёк по глупости своей впорхнул в открытое из-за духоты окно и теперь бестолково крутился у настольной лампы Недобежкина. Милицейский начальник решил, что уборщица и врач, пока что, посидят у него в кабинете, а сам — вышел в коридор, позвав за собой и Серёгина.

Пётр Иванович не знал, догадался ли Ежонков про «петушиное слово», но когда Недобежкин распахнул дверь с табличкой «Психиатр В.П.Вавёркин», понял, что нет, не догадался. Сидоров не поддавался никакому лечению, а Ежонков и Вавёркин — оба стояли над ним вспотевшие и красные. Каждый из них по очереди хватал с журнального столика одну и ту же чашку кофе и глотал большущими глотками. Вторая же чашка кофе стояла, девственно нетронутая около одноразовой тарелки с пирожными. Сидоров же неподвижно возлежал на кушетке, не замечал их и блеял на своей болезненной волне. В стороне, за столом Вавёркина, спал над протоколом Синицын, а в протоколе графа «Показания» содержала лишь две буквы: «М» и «Е».

Когда милицейский начальник вдвинулся в кабинет — Вавёркин отпрянул к стенке и едва не свернул на пол весь кофе. Ежонков же лишь флегматично пожал плечами и отъел половину от пирожного «Наполеон».

— Васёк, я же тебе сказал, — прошамкал он набитым ртом. — Без «петушиного слова» выборочный гипноз не снимается! И не надо пугать Вавёркина — он и без тебя тут запуган до зелёных серверов!

— Ладно, — спокойно и беззлобно парировал Недобежкин, залпом осушил нетронутую чашечку кофе и уселся на стул Вавёркина. — А ну-ка, Серёгин, что ты там говорил про «петушиное слово»? Подтверди-ка теорию! — начальник кивнул в сторону безответного Сидорова, приглашая Петра Ивановича применить к нему «заклинание» Генриха Артеррана.

Пётр Иванович колдовать и гипнотизировать не умел. Он вышел вперёд с долей опаски — а вдруг у него, дилетанта в мире тонких материй, ничего путного не выйдет? Вон, Ежонков как глазом косит — уже намылился изобличить Серёгина в некомпетентности по части гипноза и жёлчно заметить, что тот — «амбал, а не психиатр». Да, Пётр Иванович не психиатр, но попытка — не пытка. Серёгин собрался с мыслями, вспомнил ту интонацию, с которой «верхнелягушинский чёрт» задавал свою коронный вопрос, и громко продекламировал:

— Вопросы есть?

— Вопросов не-ет! — полушёпотом протянул Сидоров, отозвавшись на «петушиный» пароль.

— Эй, а Пётр Иванович вылечил его! — заметил Вавёркин и отошёл от стенки, в которую влип, спасаясь от начальственного гнева Недобежкина.

— Вау! — выдохнул Ежонков и засунул в большой рот целое пирожное, а потом — подобрался ближе к Серёгину. — Чёрт! Серёгин угадал «петушиное слово»! Ну, ты даёшь! — он хлопнул Петра Ивановича по плечу. — Серёгин у нас экстрасенс! Кашпировский!

— Я мыслю логически, — буркнул Пётр Иванович, поражённый своей неожиданной победой над «звериной порчей», и подошёл к Сидорову.

Сидоров приходил в себя — он сел на кушетке и протёр руками ожившие глаза.

— Саня, ты как? — участливо поинтересовался Серёгин, заглянув в осунувшееся лицо сержанта.

— Не знаю… — сонным голосом пробормотал Сидоров, поёрзав на кушетке. — Я помню только, как выстрелил в него…

Сержант явно хотел сказать что-то ещё, но ему не позволил шумный Ежонков. «Суперагент» скушал ещё одно пирожное, и в один прыжок оказался рядом с сержантом.

— Надо же, Сидоров убил чудовище! — воскликнул он, и тут же наступил на горло собственной песне и задумался. — Но, как это он а, Васёк? — он глянул на Недобежкина, словно бы ища у него помощи. — Нет, вы слышали?.. — Ежонков спрыгнул со стула, подбежал к Сидорову, схватил его за голову и начал осматривать: оттягивать веки, дёргать за уши и за нос.

— Да, отстань ты от меня! — не выдержал Сидоров, отбросил от себя навязчивого Ежонкова и водворился на ноги.

Толчок сержанта оказался мощным: Ежонков покрыл расстояние метра в два, сшиб с ножек стул и сам опрокинулся ничком на пол.

— Потише, старлей! — прогудел Ежонков, поднявшись на четвереньки. — Ну, да, действие образца налицо… — сказал он сам себе.

— Я — сержант, — поправил Сидоров и тут же осведомился:

— Какого образца?