GA 092 - Оккультные истины древних мифов и легенд

Эти слова не надо считать случайными — они характеризуют серьёзность и величие человеческого познания. Можем ли мы истолковать эти слова, увязывая их с основным убеждением мистика? Да! Посмотрим, что говорят мистики о процессе познавания мира. Они говорят: обычно человек опирается на свой рассудок, стремясь познать законы природы и духовного мира; но существует иной — более совершённый — вид познавания, когда мы не соединяем одно понятие с другим, а сами творим представления, как своего рода духовную музыку. Это совершенно другой вид познавания мира. Истинная мистика утверждает, что такое познавание — в отличие от рассудочного — является более надёжным и эффективным. И это весьма примечательно! Каждый знаток этого предмета мог бы вам охарактеризовать такое познавание, опираясь на образ, заимствованный из музыки. Но это больше, чем просто образ. Когда в древней пифагорейской школе говорилось о музыке сфер, это был не просто художественный образ. Плоская школьная философия видит в музыке сфер только образное сравнение. Но тот, кто знает суть дела, знает также, что пифагорейская музыка сфер представляет собой реальность: где проявляется духовная активность, можно услышать звуки этой музыки.

Уже часто говорилось, что мы окружены мирами духовного рода, которые поначалу не можем узреть, — так слепой окружён миром красок, которых не видит. Но если прооперировать его глаза, то в них проникнет сияние света и красок. Существует и аналогичное раскрытие духовного зрения. Все сводится к тому, чтобы раскрыть высшие органы чувств — тогда из темноты выступит высший мир; и ближайший к нам духовный мир мы называем миром света, или астральным миром. А ещё более высокий духовный мир — это мир звучания сфер. И это истинная реальность. Но чтобы её увидеть, надо пройти через своего рода высшее рождение, — подобно тому, как слепой становится зрячим, если его прооперировать.

Посвящённые открыто говорят об этом мире. Достаточно только припомнить слова Гёте. Конечно, многие увидят в них пустую выдумку, нечто, сказанное для красного словца. Но такой великий поэт, как Гёте, не бросается пустыми фразами, когда говорит: „ …Свой голос солнце подаёт, свершая с громовым раскатом предписанный круговорот“. И надо выбирать — либо это глубокая мудрость, либо пустая фраза (ведь физическое Солнце не движется с громовым раскатом). Но Гёте, погруженный в созерцательность, Гёте, великий поэт и посвящённый, знает, что существует такой звучащий мир — мир духовных звучаний, — и данный художественный образ строго соответствует реальности. Этот же образ присутствует и во второй части «Фауста“. Когда Фауст после всех заблуждений, описанных в первой части трагедии, восходит в духовный мир, мы опять слышим эту музыку сфер:

Феба четверня рванула,
Свет приносит столько гула!

Гёте ни в чем не нарушает созерцаемой картины, когда вот так описывает духовный мир.

И Рихард Вагнер воспринимал звуки музыки (в общепринятом смысле этого слова) как часть мировой гармонии, как органичное продолжение музыки сфер, звучащей в мире духовном. Он воспринимал это, он это чувствовал. И он не раз это повторял. Характеризуя отдельные инструменты, он пишет:

«Инструменты воплощают собой как бы изначальные органы творения и природы; то, что они выражают, не может быть ясно и чётко определено, ибо они передают первородные чувства, исходящие из хаоса первых дней творения, когда, быть может, ещё не существовало человеческого сердца, способного их воспринять“.[34]

Такого рода высказывания не стоит гасить рассудочностью; надо попробовать проникнуться их настроением, и тогда можно ощутить, как Рихард Вагнер всей душой был погружён в то, что зовётся подлинной, истинной мистикой.

Так Рихард Вагнер понимал свою художественную миссию. Про него неправильно будет сказать, будто это был художник, который раскрывал перед публикой то, что спонтанно возникало в его душе. Ему хотелось создавать произведения, в полной мере отвечающие новому уровню развития человечества, но при этом опирающиеся на древнюю традицию мистерий. Вот почему он обращал свой взор в стародавнее прошлое человечества, к тем временам, когда ещё не существовало того, что называется отдельными видами искусства. Здесь мы касаемся важного момента, постоянно занимавшего Рихарда Вагнера в связи с его миссией, — того момента, о котором так глубоко размышлял Ницше в своей работе «Происхождение трагедии из духа музыки“.[35] Однако мы не станем теперь углубляться в сочинение Ницше — ведь наша задача состоит в том, чтобы опереться на мистику, ибо именно она скажет нам больше, нежели Ницше удалось понять в Вагнере. Мистика вводит нас в прадревние состояния человеческого развития.