Габриэль Илиа Симус Финиган (СИ)

Я перестал выступать на конкурсах и соревнованиях. Всего себя я посвятил новому танцу с совсем другими партнерами. И дядя Рю был лишь одним из них. Поначалу я получал только синяки и вывихи, но это, в общем-то, нормально. Зато больше времени посвятил “разглядыванию пупка”. Сама по себе эта медитация не несет ничего, кроме одного нюанса. Концентрация на второй чакре. Через полгода постоянной боли и до меня доперло, что нужно совместить “разглядывание пупка” и тайчи. Вторая чакра пульсировала, шестая чакра пульсировала, и от этого начинался “зуд”. День за днем проходили в попытках заглянуть за грань неизведанного явления, когда я смог сконцентрироваться на второй чакре сильнее, чем обычно и, она будто прыгнула на меня.

Короткий полет моего сознания в район кишечника и вот я нахожусь в переплетении цепей. Чем-то это было похоже на работу нервной системы, но не совсем. Сигналы шли всегда по одним и тем же траекториям, и через некоторое время я понял, что это каналы, в некотором роде. Чуть отстранившись, я увидел всю систему, и она выглядела как человеческое тело. Имела общий фон, практически незаметный, но он все-таки был, имела каналы передачи энергии, основные и второстепенные узлы, и связь с чем-то, чем я и являлся. В смысле, сознанием. Год ушел на то, чтобы разобраться в этой системе, но оно того стоило. Заживить царапину или синяк? Пара минут. Трещину в кости? Минут сорок, от силы. Прыгнуть на три метра в высоту? Да легко. Но все это меркло перед насыщением мозга этой невероятной энергией. Я смог запомнить “Войну и мир”, к сожалению, только в виде картинок, и текст все равно пришлось читать “с листа” чтобы осмыслить. Скорость восприятия при насыщении стала нереальной, и я наконец-то смог танцевать с дядей Рю. Не драться, а передать своими движениями и чем-то вроде ментальных посылов все, что хотел ему сказать.

Это было волшебно. Такого единения с собой, с миром вокруг и с соперником у меня еще никогда не было. Мы оба уворачивались, блокировали, ставили ловушки, подтрунивая друг над другом. Броски переходили в скупые пируэты серьезности и тут же, коротким, но лишним в бою движением высказывали свое фи на счет данного приема. Я не только говорил, но и слушал. Это была полноценная беседа в песчаном кругу. И она доставила нам обоим море удовольствия. К сожалению, другие партнеры дяде Рю и в подметки не годились. Они с трудом разбирали, что я говорю, а сами не говорили – орали в мир все, что они собираются сделать через секунду. Мне даже не приходилось напрягаться для победы. Но в большинстве своем, эти победы мне были не нужны. Мне нужен был сам танец. Новые и новые “движения”, которые бойцы разных стилей называют приемами, раскрашивали мои танцы свежими цветами и узорами, и я был почти счастлив, пока однажды не глянул на себя в зеркало. Перебитый нос, фингал под глазом и не долеченный вывих плеча.

- Мда. Красавец. И где-то за этой кривой маской сидит кто-то важный, но позабытый. Блин, во что я превратился?

Мне было двадцать и я вернулся на прежний путь в тот же день. Нашел партнершу, стал снова выступать и опустевшая стена снова стала заполняться наградами. Через два года я стал чемпионом мира. И держал этот титул три чемпионата подряд, что было не сложно с моими новыми способностями. Я научился объединяться с партнершей, показывать ей то, что видел сам, и то КАК я видел танец. Партнерши менялись со временем, в основном не выдерживая моего темпа и нечеловеческих по интенсивности тренировок, но позже многие признавались, что после меня их не устраивают обычные люди как партнеры. Как будто стало не хватать чего-то очень важного в танце. Это с одной стороны льстило, а с другой я понимал, что возможно я сломал им не только ощущение танца, но и карьеру. Но как бы там ни было... Время шло, и все было достаточно спокойно, если не считать очередного похищения, благо, что в этот раз меня даже не нужно было спасать. Сам выбрался, оставив после себя поломанные, но живые тела. Вывихнутые суставы, сломанные конечности и сильные сотрясения мозга, это не смертельно. Так что я просто вернулся домой с прогулки на час позже обычного. Семья даже не успела забеспокоиться.

Царапина от пули на ноге привела меня к странной мысли. Чтобы грамотно уворачиваться от пуль, нужно знать, куда и когда они прилетят, а для этого нужно научиться стрелять. Оказалось, что, не считая нескольких месяцев тренировок для кистей, в этом нет ничего особо трудного. Те же вектора, те же движения, тот же танец. Стрельба по-македонски стала даже приносить удовольствие. Острое зрение и запредельная реакция позволили мне вытворять с пистолетами все, что заблагорассудится. Да я мог своими береттами симфоническим оркестром дирижировать при желании. Впрочем, это не сильно что-то меняло. Использовать оружие и кого-то убивать мне претило, так что я отдал пистолеты обратно дяде и забыл о них, как о страшном сне. Джеймс был разочарован так же сильно, как был счастлив, когда я попросил его научить меня стрелять.