Габриель Конрой

Свидетельскими показаниями было установлено, во-первых, что убитый скончался от ножевого ранения; во-вторых, что у Гэбриеля была ссора с Рамиресом и что Гэбриеля видели на холме за несколько часов до убийства; в-третьих, что немедленно после убийства Гэбриель бежал из Гнилой Лощины, как и его жена, поныне неразысканная; наконец, в-четвертых, что Гэбриель имел достаточный повод, чтобы совершить вменяемое ему преступление.

Правда, многое в этих показаниях было оспорено защитой при перекрестном допросе свидетелей. Так, например, когда хирурга, производившего судебное вскрытие и признавшего, что Рамирес был болен чахоткой, спросили, не мог ли мексиканец скончаться в ту самую ночь попросту от легочного кровоизлияния, он не сумел ответить ни да, ни нет. Свидетель, утверждавший, что он лично видел, как Гэбриель тащил Рамиреса за шиворот, не решился под присягой подтвердить, что дело именно так, как ему показалось, а не наоборот; что касается инкриминируемого миссис Конрой самозванства, то это, в конце концов, были всего лишь слухи.

Тем не менее пари в публике заключались за Старботтла и против Пуанзета. То была обычная форма, в которой Гнилая Лощина оценивала фактическое положение вещей.

Когда закончился допрос свидетелей, поднялся Пуанзет и потребовал немедленного освобождения подсудимого из-под стражи, поскольку, во-первых, обвинение не сумело доказать связь Конроя с Рамиресом или хотя бы их знакомство в период, предшествующий убийству, и, во-вторых, обвинение не представило доказательств сообщничества Конроя с действительным убийцей, против которого, собственно говоря, и были направлены все свидетельства и аргументация прокурора.

Суд отклоняет требование защиты. Громкий вздох облегчения, в зале и на скамье присяжных. Экая наглость, право! Из-за какой-то там юридической закорючки их, законопослушных граждан Гнилой Лощины, чуть не лишили полагающегося им развлечения! Когда Артур встал, чтобы говорить, он сразу почувствовал, что весь зал ненавидит его, как ненавидят человека, пытающегося сплутовать в честном соревновании.

Сколь ни странно, но враждебность аудитории словно подстегнула Артура, пробудила в нем лишь еле тлевший до того боевой дух. Оценив общую ситуацию и настроение слушателей, он решил, что выступит сейчас как сторонник полковника Старботтла.

Если в чем он, Пуанзет, расходится с уважаемым коллегой, то лишь в оценке настоящего дела как исключительного или своеобычного. Напротив, в системе нашего насколько неорганизованного калифорнийского правосудия это весьма банальное, я бы сказал даже, пребанальнейшее дело. Поистине своеобычно во всем деле лишь то, что наш уважаемый и красноречивый коллега почему-то вообразил, будто обвиняет подсудимого, хотя выступил на самом деле в его защиту. Учитывая это обстоятельство, он, Пуанзет, не станет сейчас касаться отдельных промахов, допущенных обвинением, и тех противоречий, в которых запутался полковник Старботтл. Неудивительно! Столь свойственное полковнику чувство справедливости столкнулось с ошибочными исходными посылками его речи. Впрочем, он, Пуанзет, позволит себе сейчас устранить эти прискорбные противоречия. Он готов принять остроумную гипотезу обвинения, что подлинным убийцей Рамиреса следует считать или миссис Конрой (кстати сказать, совсем не упомянутую в обвинительном заключении), или иное, третье лицо. Но тогда почему же мы судим Гэбриеля Конроя, как связать одно с другим?! Нельзя не подчеркнуть весьма слабую обоснованность обвинения. Чтобы не тратить времени, он сейчас вызовет к свидетельскому столу самого обвиняемого; он просит присяжных заседателей обратить особое внимание на то, что этот человек, вопреки всем существующим законам, — как божеским, так и человеческим, — вторично вынужден бороться за жизнь в том самом здании, в котором лишь несколько дней назад толь ко чудом спасся от гибели.

Да, он вызовет в качестве свидетеля самого Гэбриеля Конроя!

Заявление защитника вызвало сенсацию. Гэбриель неторопливо распрямился во весь свой могучий рост, после чего степенно направился к свидетельскому столу. Встреченный отчасти укоризненными, отчасти насмешливыми взглядами окружающих, он слегка порозовел от волнения; те, близ кого он проходил, пробираясь в толпе, утверждали позднее, что он тяжело дышал. Добравшись до свидетельского стола, Гэбриель несколько приободрился и направил рассеянный взор на полковника Старботтла. Секретарь суда торопливо прочитал слова присяги. Гэбриель сел на свое место.

— Ваше имя? — спросил Артур.

— Вы хотите знать мое настоящее имя? — переспросил Гэбриель, чуть извиняющимся, по обыкновению, тоном.

— Разумеется, настоящее имя, — нетерпеливо повторил Артур.

Полковник Старботтл навострил уши; когда он взглянул на Гэбриеля, тот ответил ему тяжелым обжигающим взглядом, но тут же снова равнодушно уставился на потолок.

— Настоящее мое имя, доподлинное имя — Джонни Дамблди. Джонни Дамбл-ди.

По залу прошел трепет, потом наступила мертвая тишина. Артур и Максуэлл вскочили, как по команде.

— Что такое? — сказали они в один голос.