Габриель одобрил содержание, написал эту записку и положил ее себе в карман.
Действительно, в тот же день, едва прозвонили полдень, Габриель, который с утра не сказал мне ни слова, спросил, не знаю ли я места, подходящего для выполнения его плана. Я увидел, что он виляет, и решил помочь ему, иначе он опять все отложил бы.
“Я придумал, как помочь вам, — сказал я, понимающе кивнув ему. — Но если вы еще не решили, отложите все на другой день”.
“Нет, — ответил он, делая невероятное усилие над собой. — Нет, я сказал, что это произойдет сегодня, значит, я так и сделаю”.
“Вообще-то, — небрежно заметил я, — когда решишься на такое, то, чем скорее выполнишь свой план, тем лучше”.
“Тогда проводи меня”, — сказал Габриель.
Мы отправились в путь; он тащился еле-еле, но я не обращал на это внимания.
Чем ближе мы подходили к месту, которое он знал не хуже меня, тем больше он волочил ноги; я по-прежнему шагал впереди.
“Да, именно здесь”, — прошептал он, когда мы наконец добрались до места.
Это доказывало, что, так же как и я, он знал это место, очень подходящее для выполнения его плана.
В самом деле, возле огромной груды досок росла великолепная шелковица.
Я мог притвориться, что сплю в тени досок, а он в это время мог повеситься на шелковице.
“Ну, что? — спросил я. — Что скажете о местечке?”
Он был бледен как смерть.
“Да, — продолжал я. — Вижу, что это произойдет еще не сегодня”.
“Ты ошибаешься, — ответил он, — мое решение принято, только не хватает веревки”.
“Как так, — сказал я ему, — вы забыли тайник?”
“Какой тайник?..”
“Где вы спрятали тот кусок пеньковой веревки, который сами положили в карман, когда мы проходили как-то раз через канатную мастерскую”.
“Действительно, — пробормотал он, — я, кажется, спрятал ее здесь”.
“Посмотрите-ка, это там”, — показал я ему на поленницу дров, куда он две недели назад спрятал то, о чем сейчас спрашивал.
Он наклонился, сунул руку между дровами.
“В другом месте, — сказал я, — в другом”.
И действительно, пошарив в другом месте, он вытащил оттуда отличную веревочку длиной в три сажени.
“Черт побери! — заметил я. — Прямо слюнки текут при виде этой веревочки”.
“И что теперь делать?” — спросил он меня.
“Попросите меня подготовить все, и дело будет тотчас же сделано”.
“Ну да! Ты доставишь мне удовольствие”.
“Я в самом деле доставлю вам удовольствие?”
“Да”.
“Вы просите меня об этом?”
“Я прошу тебя об этом”.
“Тогда я ни в чем не могу отказать товарищу”.
Я сделал из веревки отличную скользящую петлю, привязал ее к одной из самых крепких и самых высоких ветвей, приставил к стволу шелковицы полено; Габриелю надо было лишь толкнуть его ногой, и между ним и землей останется два фута расстояния.
Этого было больше чем достаточно для порядочного человека, чтобы повеситься.
Все это время он следил за тем, что я делаю.
Он был уже не бледным, а пепельным.
Я закончил все приготовления и сказал ему:
“Вот, главная работа сделана, теперь — чуть-чуть решительности, и все закончится в одну секунду”.
“Легко сказать”, — прошептал он.
“К тому же, — продолжал я, — вы хорошо знаете, что не я толкаю вас к этому: напротив, я сделал все, что мог, чтобы помешать вам в этом деле”.
“Да… но я хочу этого”, — произнес он, решительно поднимаясь на полено.
“Ладно! Но подождите немного, я улягусь”.
“Прощай, Отмычка. Ложись”, — сказал он.
Я лег под деревом.
А он просунул голову в петлю.
“Постойте! Снимите же свой галстук, — сказал я, — а то вы повеситесь в галстуке. Право, это что-то новое”.
“Да, правда”, — прошептал он и снял галстук.
“Прощай, Отмычка”, — сказал он во второй раз.
"Прощайте, господин Ламбер, мужайтесь. Я закрою глаза, чтобы не видеть этого”.
В самом деле, на такое страшно смотреть…
Прошло десять секунд, все это время я лежал с закрытыми глазами, но ничто не указывало на то, что произошло что-то новое.
Я вновь открыл глаза. Он по-прежнему стоял с петлей на шее, но, судя по цвету лица, это уже был не живой человек, а труп.
“Ну же!” — сказал я.
Он тяжело вздохнул.
“Папаша Шиверни!” — крикнул я, закрывая глаза и выбивая из-под него полено.
“На помощь! Помо…” — попытался крикнуть Ламбер, но голос застрял у него в горле.
