Габриэла, корица и гвоздика

Судья как-то попытался вытащить розу из волос Габриэлы, но она убежала. Насиб равнодушно наблюдал эту сцену. Чего же не хватало ему, чтобы быть счастливым до конца? Индеанка с Амазонки, эта девчонка из заведения Марии Машадан, когда они встречались ночью, спрашивала, обнажая в улыбке хищные зубы дикарки:

— Тебе нравится твоя Мара? Тебе хорошо со мной?

Ему было с ней хорошо. Маленькая и полненькая, с широким и круглым лицом, она, когда сидела на кровати, поджав под себя ноги, походила на бронзовую статуэтку. Они виделись не реже раза в неделю, и Насиб спал с ней. Это была связь без осложнений, без загадок, без неожиданностей, без бурных восторгов, без смерти и воскресения. Насиб бывал и у других женщин, так как у Мары было много почитателей. Полковникам нравился этот зеленый плод Амазонки, у девушки оставалось мало свободных вечеров. Иногда Насиб пленял красоток в кабаре и домах терпимости. А однажды он спал с новой содержанкой Кориолано, жившей в доме на площади. Это была молоденькая мулатка, привезенная с плантации. Кориолано теперь даже не пытался дознаваться, обманут он или нет… Так Насибу перепадало кое-что то тут, то там, — словом, он вернулся к своей прежней жизни. Однако постоянные отношения он поддерживал лишь с маленькой индеанкой. С ней он танцевал в кабаре, ходил пить пиво, есть запеканки. Если у нее выдавалось свободное время, она писала своим детским почерком записку Насибу, и он, закрыв бар, отправлялся на свидание. Было приятно, спрятав записку в карман, предвкушать ночь в постели Мары.

Чего же не хватало ему, чтобы быть счастливым до конца? Однажды Мара прислала записку: она ждет его вечером, «чтобы поиграть со своим котиком». Насиб довольно улыбнулся и после закрытия бара отправился в заведение Марии Машадан. Всем известная хозяйка публичного дома, без которой трудно было представить Ильеус, обняв Насиба, сказала по-матерински фамильярно:

— Зря прошелся, турчонок: Мара сейчас с полковником Алтино Бранданом. Он специально приехал из Рио-до-Брасо, что же ей было делать?

Насиб разозлился. Не на Мару — он не мог вмешиваться в ее жизнь, мешать ей зарабатывать на хлеб.

Но он злился, потому что пропал вечер, и его грызло желание. Шагая под дождем, он мечтал о женском теле. Пришел домой, разделся. В глубине дома в кухне или буфетной — раздался звон разбившейся посуды. Он пошел взглянуть, что случилось. Кот выскочил во двор. Дверь в заднюю комнату была открыта, Насиб заглянул туда. Нога Габриэлы свешивалась с кровати, мулатка улыбалась во сне, ее высокая грудь плавно дышала. От запаха гвоздики кружилась голова. Насиб подошел ближе. Она открыла глаза и сказала:

— Сеньор Насиб…

Ослепленный, он взглянул на нее и увидел землю, смоченную дождем, взрыхленную мотыгой, со всходами саженцев какао, в этой земле зарождались деревья, на ней росла трава. На ней еще были долины и горы и глубокие пещеры; на этой земле он и насадит плантацию. Габриэла протянула руки и привлекла его к себе.

Когда Насиб лег рядом с Габриэлой и ощутил ее жар, в нем вдруг ожили унижение, злость, ненависть, боль разлуки, страдание мертвых ночей, оскорбленное самолюбие и радость прикосновения к пылающему телу Габриэлы. Он крепко сжал ее, оставив синяки на коже цвета корицы:

— Шлюха!

Губы ее, созданные для жарких поцелуев, улыбнулись ему и прошептали:

— Ну и что ж… — И Габриэла приникла головой к его волосатой груди: Красавчик…

О шведском судне с сиреной любви

Да, теперь он был счастлив до конца. Время идет, в. следующее воскресенье состоятся выборы. Никто не сомневался в их результатах, даже доктор Витор Мело, который, совсем пав духом, засел у себя в кабинете в Рио-де-Жанейро. Алтино Брандан и Рибейриньо за неделю заказали пышный обед в «Коммерческом ресторане» с шампанским и фейерверком. Заранее были назначены большие празднества. По подписному листу, который открыл Мундиньо Фалкан, был объявлен сбор средств на покупку дома, где родился капитан и где жил светлой памяти Казузинья Оливейра. Этот дом предполагали подарить капитану. Будущий префект тоже сделал благородный жест: он пожертвовал на диспансер для бедных детей, открытый доктором Алфредо Бастосом на холме Конкиста. После выборов Насиб намеревался вместе с Рибейриньо съездить посмотреть земли за горами Бафоре, о которых столько; слышал, а затем приобрести участок и заключить контракт на разбивку какаовой плантации.