Гадалка для холостяка

Перед входом в аудиторию замедляюсь и с опаской выглядываю за дверь: одногруппники гудят, Мавдейкин хрустит хлебцем, Миронов по-царски восседает за преподавательским столом, зависая, по обыкновению, в своем телефоне. И меня снова накрывает раздражением. Неоправданным возмущением от того, что этот плут вновь с кем-то переписывается. И это не я.

Перекидываю рюкзак на правое плечо и вхожу в аудиторию. Не здороваюсь с доцентом, потому как мое «здрасте» ему ни в одном месте не сдалось.

— Янка, а ты куда после лекции подевалась? — Авдей засовывает оставшийся кончик хлебца в рот и рукавом свитера стряхивает крошки с губ. Отвратительно. — Я тебя искал, потом звонил, — докладывает Мавдейкин.

Из-под распущенных волос замечаю движение со стороны Мироновского стола и бросаю на засранца взгляд украдкой, но в ту же секунду встречаюсь со щуренным его. Меня припечатывает к месту. Что-то надо сказать, если он вот так прямо на меня смотрит? А чего это он ни с того ни с сего? Никогда такого не было! Пусть лучше рассматривает свой навороченный телефон, чем мое скрюченное лицо.

— Доброе утро, — с перепугу басом Белладонны здороваюсь.

Глаза засранца вспыхивают и недоверчиво скашиваются. Ой-ё! Пронюхает, как пить дать! Яна, Яна, теряешь сноровку! Уже опрометчиво путаться в ролях начинаешь.

Коротко кивнув мне в ответ, Миронов откладывает телефон, но взгляда не уводит.

— Что с вашим лицом? — подает голос.

Как бестактно, Илья Иванович, указывать на внешние изъяны женщины. Но в груди прорастает зерно надежды, что, возможно, блеск его глаз связан не с моим узнаванием, а с проявленной заботой о моем состоянии. Если так, то это меняет дело!

— Аллергия, — «на вас», — мысленно добавляю и пожимаю плечами. — Крапивница, — вспоминаю из детства. Мать часто ею пугала, чтобы я не дергала крапиву голыми руками. А когда мы с соседскими ребятами обчёсывали заброшенные свинарники, родительница ругала, что выхватим в них поросянку.

Миронов подозрительно хмурится, но уверенно удерживает невозмутимый покер-фейс.

— Зачем же вы тогда пришли?

— А я не могу поступить иначе, — картинно шмыгаю носом. — На ваши пары хожу, как на праздник, профессор! — для убедительности зажёвываю губу.

А потом сообразив, что ляпнула, прикусываю себе язык. Что-то сегодня я не в ресурсе. Обычно у меня в голове умные мысли рождаются, а сегодня сразу мертвые выходят. Если так и дальше пойдет, чую, что выскочу из родного политеха как резинка из трусов.

Неубедительно.

Глядя на искаженное скептицизмом лицо доцента, которого я повысила до профессора, понимаю, что вышло не убедительно, и уже готовлюсь отхватить за необдуманный выпад, как неожиданно рокочет звонок и спасает меня от праведного гнева Миронова.

Бесшумно усаживаюсь на стул рядом с Авдеем, чтобы больше не привлекать к себе внимание Ильи Ивановича, который уже во всю строчит на доске формулу неясной этимологии.

— А про что спрашивал Илья Иванович? — наклоняется ко мне Мавдейкин, обдавая мерзким запахом чесночных хлебцов. — Я ничего не вижу, — оглядывает мое лицо одногруппник.

Не удивительно, балбес! С твоим-то минус два с половиной.

— Да так, — отмахиваюсь. — Не отвлекайся, Авдош, — сладко улыбаюсь.

Пусть лучше переваривает его любимое «Авдоша», чем дышит на меня чесноком.

— Ты очень красивая, Яна, — шепчет мне в волосы и тянет курносым носом их запах.

Округляю глаза и замираю. Это что еще за выкрутасы?! Никогда Авдей себе подобного не позволял. Липко блуждал по мне — да, возможно, даже о чем-то и фантазировал, но, чтобы так отчетливо проявлять свою симпатию — не было такого! И не надо, пожалуйста!

— Решетникова! — вдруг рявкает Миронов. — Не отвлекайте Авдейкина!

Одновременно с однокурсником оробело подскакиваем на стульях. Трусливо смотрю на Илью Ивановича, у которого желваки на скулах перекатываются как китайские шары баодинга.

Захлопываю округлившийся от досады рот и стискиваю губы, чтобы не послать наглого доцента бабочек ловить! Это я отвлекаю Мавдейкина? Да это Авдей … Стоп! Как Миронов произнес фамилию? Авдейкин?

Очумело хрюкнув, проявляю исполинскую силу воли, чтобы не захохотать в голос!

— Вам нечем заняться? Если так, то прошу к доске, — взмахом руки указывает на условие задачи, которая ехидно надо мной посмеивается и манит «иди поцелую!».

Ну как так-то, ну? Обида накрывает внезапно.

Из-за потного Авдейкина, тьфу, Мавдейкина с его топорным подкатом встряла я.

Гневно бросаю на одногруппника взгляд «козел ты, Авдоша». Знаю, что всё равно не увидит, и на ватных ногах выхожу к доске.

Засранец Миронов осклабившись, стряхивает меловую пыль и усаживается на трон.

Гад!

И Авдейкин, черт, Мавдейкин, тоже гад!

Все гады!

Одну себя только жалко.

Смотрю на спину доцента и жалею, что не обладаю теми самыми экстрасенсорными качествами. Иначе с превеликим удовольствием сожгла бы его стильную рубашку дотла.

Оборачиваюсь к злосчастной задаче и аля-улю, как говорится, поздно пить боржоми, когда почки отказали! И напрягать мозги тоже не стоит, когда в них пусто.