Гадалка для холостяка

Стать эскортницей на вечер для меня не то, чтобы оскорбительно, но слегка корёжит мое мужское достоинство. Я привык, что прекрасный пол сопровождает меня, и оплачивать наш банкет-прелюдию перед тем, как увести девушку к себе домой или на её условиях, привык тоже я.

Сейчас же я чувствую себя элитной проституткой, которую сняли.

Я сижу рядом с Любой, томно улыбающейся и поглаживающей мое бедро весь вечер.

Я как ручная собачка. Ощущение, что если сейчас дернусь, услышу: «Сидеть!» или «Место!».

Но я позволяю ей это и смиренно улыбаюсь юбилярше и прочим гостям, с которыми, к счастью, практически не знаком. Я обещал Любе стать ее сопровождающим на торжестве, и я по-джентельменски выполняю данное обещание, поэтому приехал в бар на машине и пью безалкогольные напитки, которые оплачиваю себе сам. Повторюсь, я не привык, чтобы за меня платила женщина, даже несмотря на то, что празднуем мы юбилей и это, вроде как, норма, когда оплачивает приглашающая сторона.

Джентльменом я собираюсь оставаться и потом, и чтобы об этом помнить, — я не пью. Во-первых, отбило после того, как совсем недавно мы здесь надрались с Саней, когда чуть позже я не смог ничего внятного вспомнить, а, во-вторых, мне нужны трезвые мозги, чтобы хотя бы у одного из нас с Любой хватило ума не переступить служебную черту. Ее мозги уже давно поплыли от выпитого шампанского и флиртующие взгляды и прикосновения красноречиво сообщают об этом.

Я не собираюсь с ней спать.

Как бы мне этого не хотелось.

А мне хочется.

Люба выглядит сексуально-привлекательно и любой из присутствующих докажет, что сегодня ей двадцать пять и не больше.

Эффектная самодостаточная женщина. Просто — алмаз. Бриллиант, который я не потяну. И не в материальном плане. Колесниковой сорок и мысли о семье, какой бы циничной и уверенной в себе она ни была, уверен, в ее головке уже давно назревают. Вряд ли ей будет достаточно одной проведенной совместно ночи. А мне работать под ее началом как минимум до конца учебного года. Поэтому закатываю губу и сглатываю слюни, решая, что случайных касаний на этот вечер будет достаточно.

— Илюша, — запах ее элитного парфюма бьет в нос. Лицо Колесниковой слишком близко, и мне видны искорки в ее охмелевших глазах. — Почему ты ничего не ешь? — шепчет в ухо, задевая мочку губами. — Не нравится?

Соединенные вместе два стола ломятся от изобилия блюд. Но кроме двух коктейлей в моем желудке ничего нет. Не знаю, здесь или нет, но в прошлый раз я отравился и мучался животом. Как раз-таки после наших посиделок с Ерохиным. У меня психологическая травма, блин, осталась, когда вспоминаю, как воспользовался честью унитаза в доме гадалки. Этот постыдный факт надолго останется бельмом на глазу.

Сжимаю ножку фужера.

Мысли о шарлатанке непрошенным гостем врываются в голову, и моя расслабленность испаряется так же быстро, как шампанское из фужера Колесниковой.

Я зол.

Уже прошло несколько дней после нашей встречи, но я до сих пор зол. Никогда не чувствовал себя посмешищем, а с чертовой Беллой-мать-её-донной я именно таким себя ощущаю. Она одновременно меня раздражает и манит. Что-то такое гипнотическое в ней есть, что заставляет меня думать о ней. Видимо, такими методами все эти спиритические твари и тянут из клиентов бабки.

Её выходка с горохом — самый настоящий стеб, который я не схавал.

Не-а. Ни разу.

Я не чертов осел.

Но дурак.

Дурак, потому как в четверг и в пятницу ждал от нее сообщений. Хотя бы о том, чтобы упрекнуть меня за неоплаченные услуги.

— Всё шикарно, — оглядываю стол и присутствующих. Люба не преувеличивала, когда говорила о том, что на юбилей приглашена верхушка Политеха: первый проректор, проректор по учебной работе, декан Экономического факультета, несколько заведующих кафедрами и преподаватели. Остальных я не знаю. Меня же кроме двух женщин с нашей кафедры не знает никто. В Политехе я не тот, кто тусуется с верхушкой. Ну кроме Ерохина. И, если честно, этот бар, а скорее даже клуб с орущей музыкой совершенно не то место, где следовало бы отмечать сорокалетний юбилей, когда твоим приглашенным не восемнадцать. Но Колесникова у нас молодится, об этом не следует забывать. — Аппетитно, изысканно, дорого, — киваю на микроскопические тарталетки с черной икрой, к которым за вечер никто не притронулся.

— Прямо как я? — лукаво мурлычет Люба и прижимается к моему плечу теснее.

Перевожу внимание на нее.

Глаза возбужденно пылают. Гладкие блестящие волосы обрамляют лицо, на котором поплыл эффектный макияж. Сочные губы, тонкая длинная шея и атласное платье-комбинация на лямках, поверх которого наброшен удлинённый классический пиджак, кричат, насколько Колесникова дорогая женщина. Но самое восхитительное на ней — непоколебимая уверенность. Уверенность, которую каждая уважающая себя женщина обязана носить не снимая.

— Прямо как ты, — сегодня её день и комплименты тоже для нее, да и к чему лукавить, если это так и есть.

Дыхание Колесниковой становится тяжелее, грудь вздымается чаще, на что не реагировать мне становится сложнее.

— Тогда потанцуй со мной, — тянет за руку.